Мадлен хотела было убрать руку, но поняла, что это будет воспринято как оскорбление.

 — Я рада буду выслушать вас, месье, но, к сожалению, от шампанского придется все-таки отказаться.

 — Почему? — Ямут Омат даже остановился.

 — Иначе не получается. — Мадлен, воспользовавшись моментом, высвободила плененную руку. — Я не пью вина. — Она одарила магометанина самой очаровательной из своих улыбок.

 — Хвала Аллаху, — сказал Омат озадаченно. При иных обстоятельствах он бы, возможно, пустился в расспросы, но сейчас это было неуместным. — Тогда что же мне вам предложить?

 — С меня довольно и общества, какое у вас собралось, — ответила Мадлен, указывая на гостей. — Здесь столько новых для меня лиц, и уже одно это мне кажется просто чудесным. Я ведь в последнее время общаюсь только с коллегами, что работают у профессора Бондиле. Все они дивные люди, но… — Мило улыбнувшись, она сделала шажок в сторону. — Пожалуй, я слишком злоупотребляю вашим вниманием. Не годится отвлекать вас от остальных гостей.

 Хозяину дома ничего не осталось, как изобразить на лице улыбку.

 — Вы меня очень обяжете, мадам де Монталье, если соблаговолите в случае малейшей необходимости прибегнуть к моим услугам, — сказал он, слегка поклонившись, а затем направился к небольшой группе британцев; те со скучающим видом потягивали вино.

 Предоставленная самой себе, Мадлен поспешила к маленькому оркестру, чувствуя, что стосковалось по музыке больше, чем ей бы хотелось признать. Она и сама музицировала, и довольно прилично, но не касалась клавиш рояля с момента отъезда из Монбюсси. Отыскав свободное кресло, Мадлен опустилась в него, чтобы в покое и без помех насладиться менуэтами Моцарта, но через пару минут ощутила, что за спиной ее кто-то стоит. Решив, что это хозяин дома, она резко встала и, обернувшись, уставилась в ярко-синие глаза незнакомца, одетого в строгий вечерний костюм.

 — Я не хотел напутать вас, мадам, — произнес тот по-французски, но с явным немецким акцентом.

 — А я и не испугалась, — не совсем правдиво ответила Мадлен. — Просто я думала, что ко мне подошел кто-то из наших, то есть из экспедиции профессора Бондиле.

 Мужчина улыбнулся, и сеть мелких морщинок залучилась вокруг его глаз. «Сколько ему лет? — спросила она себя. — Тридцать пять? Или больше?» В блестящей каштановой шевелюре пробивалась седая прядь — словно отблеск свечи в отполированной дубовой столешнице. Незнакомец меж тем склонился к руке Мадлен.

 — Мне сказали, что мы соседи. Учитывая ситуацию, я решил, что этого факта достаточно, чтобы представиться вам, не прибегая к помощи третьих лиц.

 — Вы, должно быть, врач, — догадалась Мадлен, слегка присев, и добавила: — Мне рисовался совсем другой человек.

 — Кругленький, бородатый, окутанный трубочным дымом? — предположил мужчина. — Так выглядел мой профессор. — Он опять улыбнулся, чуть иронично, но с долей усталости. — Эгидиус Максимилиан Фальке, к вашим услугам. Вы ведь мадам де Монталье, отважная исследовательница египетской старины?

 — О, — удивилась Мадлен, вновь настораживаясь. — Почему вы так уверены, что это именно я?

 — Оглянитесь вокруг, сколько здесь европейских женщин? — Фальке указал на присутствующих.