Хороший день! Во-первых — лето. Во-вторых — суббота. А в-третьих — из своей «глубины сибирских руд» вчера вырвался Макс, и успел застать меня до того, как я уехал к семье на дачу. Так что сейчас мы мчимся на моем «Опеле» по новой дороге к реке Пахре. Ныряет под колеса, шуршит чуть влажный асфальт. Макс с восторгом рассказывает о том, какие у них в Центре новые летающие чудеса испытывают. Если правда, то эти птички заткнут за пояс все, что до этого поднималось в небо. Я в ответ кормлю его историями о боевой работе в нашей дивизии, о недавних учениях, о новых машинах. Кстати немецких. Т-30 — очень неплохой танк, хотя броня все еще не на уровне. Услышав такую оценку, Шрамм хмыкает и вспоминает Сарагоссу. Я ехидно интересуюсь, не слыхал ли он о результатах товарищеского матча по боксу между командами России и Германии, когда Королев вышиб Шмеллинга нокаутом на пятой минуте. Он озабоченно чешет левый глаз и заявляет, что зная русскую школу не понаслышке, он ни чуть не удивлен. Смеемся оба. Потом разговор плавно перетекает на новые пополнения, которые мы совместными усилиями просто уничтожаем. Все-таки гимнастика и «шагистика» это хоть и не плохо, но боевая подготовка тоже нужна. Я не против того, что бы любой солдат после первого года службы умел крутить «солнце» на турнике, но черт меня побери, должен он иметь хоть какое ни какое представление о той машине, на которой будет воевать?! А пока на первом месте у них гимнастика, на втором — «шагистика», на третьем — политграмота! Макс полностью разделяет мое недовольство и в качестве примера рассказывает о том, что вновь прибывшие из Германии механики вместо наставления по обслуживанию опытного двигателя сумели воспроизвести только «Хорст Вессель». Он предложил им спеть заглохшему агрегату, и посмотреть — заведется, или нет? Пели долго, но без толку…

Затем, как и положено в разговоре офицеров, разговор сворачивает на политику и приближающуюся войну. Макс передает впечатления нескольких пилотов Центра, которые вернулись с Хасана, я пересказываю ему сообщения о действиях танкистов. Потом мы вместе обсуждаем участившиеся инциденты на Маньчжурской границе. Все говорит о том, что новая Маньчжурская кампания уже не за горами…

За этой беседой я чуть не промахиваюсь мимо поворота. Но все в порядке, и вот мы уже хрустим колёсами по щебенке. По сторонам пошли сады, и, наконец, наш дачный поселок «Лесной городок».

— Знаешь, меня всегда восхищала Ваша привычка давать даже самым маленьким улицам звучные имена, — говорит Шрамм, читая на заборе «Партизанская 2». — Не то, что у нас: всякие Липовые, Зеленые, Белые улицы. А вот у Вас сразу видно: народ готов к борьбе и живет борьбой!

Я подозрительно смотрю на него: не издевается? Вроде нет. Вообще, немцев понять сложно. Иногда они шутят с такой серьезной миной, что поди пойми, шутят или нет. Прямо как у моего любимого Джерома Клапки Джерома.

А вот и наша дача. Мы останавливаемся перед закрытыми зелеными воротами.

— Ну что, погудим, или сами откроем? — спрашиваю я Макса.

— Погудим! — радостно кричит этот большой мальчишка. Он заражает своим ребячеством, и мы весело выбиваем на клаксоне начальные такты «Полета валькирий» в четыре руки.

За забором раздается шум, возня, и зеленые створки медленно расходятся. На каждой створке висит по юному Соколову.

— Дядя Макс приехал! — оповещает всю округу Аришка.

— Ура! — вносит свою лепту Всеволод-младший.

Они запрыгивают на подножки, и через секунду «Опель» медленно въезжает во двор. Аришка сидит у меня на коленях и управляет рулем, предоставив мне разбираться с педалями, а Севка уже разглядывает подарок «дяди Макса».