— Да потому, что убитые в последнее время — сплошь мои враги. И не исключено, что к их убийце я испытываю некоторую симпатию. Если бы с вашей помощью у меня в голове немного прояснилось и я сориентировалась, что же происходит, я вела бы себя приличнее. А вы наверняка посетили меня не для того, чтобы узнать о новых веяниях в области дамской пляжной моды.

— Да, не для того, но надеялся, что вы мне кое‑что разъясните. Если честно, то я ничего не понимаю и склоняюсь к двум простейшим версиям: это либо ожесточенная личная борьба за теплое местечко, либо какая‑то кошмарная афера вселенского масштаба. Ужасно не люблю подобные аферы.

— Над теплыми местечками я и сама подумываю. Что пьем? А может, вы бы перекусили?

— Нет, спасибо, я не голоден. А пьем?.. Я бы от чайку не отказался.

Очень безопасный напиток этот чай, ничего не скажешь. Возвращаясь из кухни в комнату с заставленным подносом, я пыталась вспомнить, приходилось ли мне слышать о том, чтобы большое количество выпитого чая кто‑нибудь назвал пьянкой. Пожалуй, нет. И взяткой тоже это не назовешь, даже если чай с сахаром, Гурский же последние годы пьет чай без сахара.

— При Вайхенманне вы исключаетесь, — сообщил он мне за чаем. — Мы проверили и со всей определенностью установили: в тот момент, когда в него всадили пули, вы доезжали до Щецина…

— Господи, — простонала я, — на кой вам понадобилось тратить столько времени и сил, когда у вас были железные доказательства моего алиби на казенных бумагах?

— Полагаю, парни разогнались и уже не могли остановиться, вот с разбегу и вас проверили. А вот что касается остального…

— Ну нет! — взъярилась я. — Своего Држончека вы мне не навесите! И Заморского тоже! В случае с Држончеком я расписана по минутам!

— Да, кстати. Где же вы находились и что делали? Дома вас не было, лично проверил.

Никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. Вот сейчас я мысленно похвалила себя за то, что решила взять в банке немного наличными, их компьютер записывает часы и минуты, а потом я отправилась прямиком… Холера, сотовый держал меня на стоянке улицы Хожей… Какая жалость, что я сбежала из‑под носа тех паненок в мундирах, которые проверяли водителей, до меня они так и не добрались, уж лучше бы я заплатила штраф. Но наверняка пан Тадеуш не отопрется, что звонил мне. Очень пунктуальный человек, он привык посматривать на часы, значит, должен знать, когда звонил, ну хоть приблизительно!

— А на Нарбутта я с ментом разговаривала, — обиженным тоном закончила я рассказ невинной жертвы подозрительной полиции. — Правда, разгоняя пробку он смотрел одновременно во все стороны, но и на меня тоже. Если бы я тюкнула Држончека и смылась, ни за что не успела бы сразу после этого…

Да что я плету, какое «после»? Когда я там находилась, уже стояли машины скорой. И вообще нечего на меня катить бочку, сдается мне, его прикончили, когда я еще была в банке.

Гурский вздохнул, но вид у него был довольный.

— Нашим всем известно, что мы с вами уже много лет в приятельских отношениях, поэтому именно вас надо исключить из подозреваемых не только на все сто, но и двести! А с другой стороны, именно вас угораздило выдвинуть один из мотивов, который вы назвали высасываньем, что ли, то есть наживаться за чужой счет. И мотив нетипичный. Вы полагаете, достаточный, чтобы убить человека?

— Таких, как они?! Ну, знаете ли…

— Но ведь сейчас сплошь и рядом все за счет других наживаются, — заметил гурский, с интересом глядя на меня. — Начиная с правящих слоев, которые наживаются на народных массах; посредниках, которые наживаются на тех, кто производит; поставщиках… да разве всех перечислишь?

— Нет! — резко перебила я гостя. — Эти все наживаются, можно сказать, открыто, даже по–своему честно, наживаются материально, и всегда можно подсчитать их прибыль, «сотрудничеству» такого рода обычно придают законную форму, обе стороны знают о связывающей их договоренности, границы которой нарушаются тоже в пристойном размере.