Марианна Баконина. Смерть на выбор
АПОКРИФИЧЕСКИЙ КЛАД
Он шел, распахивая двери. Упругие шаги гулко отзывались в слишком высоких для него залах, и даже книжные шкафы с недоумением взирали на самоуверенного молодого человека в слишком голубых джинсиках, слишком пестрой футболке, со слишком большой сумкой на боку. Вообще-то, сюда входить с сумками не разрешали никому, но ему, видимо, было позволено много больше, чем обыкновенным читателям. Ведь он был из тех, кто пишет, и его знали, если не в лицо, то по имени. Обширные статьи, подписанные «Максим Самохин», читал весь город — по крайней мере, он был в этом уверен. Поэтому и была упругой его походка, яркой одежда, гордой осанка. А в эти тихие высокие залы он пришел за сенсацией, тем и отличался от обыкновенных посетителей, книжных червяков, копающихся в залежах книг и рукописей, с робкой надеждой накропать изделие-диссертацию, которая сможет убедить строгий ВАК. Книжных червей Максим не понимал — он предпочитал жизнь стремительную, полную радостей и приключений. Еще Максим не мог понять, куда подевались сотрудники отдела рукописей, и даже начал озираться, что было ему не свойственно, но так никого и не обнаружил. — Есть здесь кто-нибудь? — негромко позвал Максим. Из-за шкафа показалась лохматая голова: — Кто-нибудь — несомненно, — и тут же исчезла. — А некто Глеб Ершов есть? — решил уточнить Максим. — Да, это я, и я совершенно не некто. — Голова появилась снова. — Максим Самохин, — тут же представился известный журналист, чтобы наглядно продемонстрировать разницу между некто и личностью известной. — И что вы хотели бы от Глеба Ершова? — На «лохматую голову» имя журналиста впечатления не произвело. Видно, он самозабвенно занимался древними рукописями и газет не читал, а если читал, то двухсотлетней давности. — Корреспондент газеты «Новый день», — решил прояснить обстановку Максим. — Тогда вам не к нам, на Фонтанку — в газетный отдел. — Нет, как раз к вам: вы нашли какие-то письма Толстого к издателю или еще к кому-то, вот я их перефотографирую и сделаю замечательную статью — это же настоящая сенсация. — Вы уверены? — Конечно, а вы нет? Ведь Толстой — наш великий писатель, изученный вдоль и поперек. — Собственно, лично я никаких писем великого писателя не находил. Насчет же изученности… Максим знал, что нельзя разрешать разглагольствовать людям, которые считают себя очень умными, и напористо перебил: — А чьи же письма вы нашли? — Видите ли, молодой человек… — Хозяину лохматой головы скорее всего еще не исполнилось тридцати, и Максим запомнил обращение «молодой человек» — чтобы при первом удобном случае ответить взаимностью. — Видите ли, род Толстых был древним и невероятно плодовитым, эта фамилия дарила Родине отнюдь не только писателей, хотя и писатели, безусловно, были, и неплохие… — Чьи письма-то? — Если вы говорите о письмах, обнаруженных мною в архивной папке за номером… — Да, именно о них, — снова перебил Максим. — …то это письма известного дипломата, сподвижника Петра Первого… — Замечательно, у нас скоро День рождения города, как раз подходит… И о чем же он писал? — В основном о собственных успехах, ну и немного о тех наградах, которые желал бы получить. — Превосходно! — Максим уже видел легкие, наполненные сарказмом строчки — мол, ничего не изменилось и т. |
