— Жива? — бликующие тени играли на лице Мо. — Не задело?

— Вроде нет.

— А почему кровь? — пальцы осторожно коснулись выреза на пиджаке.

— Он… То есть она… порезала меня.

— А! Давай руку, — и он помог мне подняться.

Вспыхнул свет.

Сухоруков баюкал раненое плечо и не отрывал глаз от дочери. Камилла сидела у окна, прислонившись к батарее, и невидяще смотрела сквозь отца. Шваба беспомощно шевелился, пытаясь приподняться.

На лестнице слышался гул голосов и топот ног. Звуки сирены.

— Константин Григорьевич!

— А? — сквозь пальцы текла кровь.

— Константин Григорьевич, вы знали?

Он сразу понял, о чем я говорю.

— Знал, точнее, боялся своих предположений. Когда читал их переписку с убитой Крапивиной, то наткнулся на один эпизод. О нем могла знать только Камилла.

— Какой эпизод?

Он снова посмотрел на дочь. Она никак не реагировала на происходящее: живая маска мертвого человека. Отец тяжело вздохнул.

— Вы, наверное, его пропустили. Для вас он не так и значителен. Помните, где Джокер говорит о долгах? За день до ее исчезновения, у нас произошел конфликт. Она взяла из дома крупную сумму денег, которую мы копили на лечение моей жены, матери Камиллы. Мы попытались с ней поговорить, и вот отголоски этого разговора я вдруг нашел в письме Джокера. Понимаете, у них с Крапивиной вдруг оказалось много общего. Обе ненавидели своих родителей. И обе пошли на то, чтобы их убить. Не так важен способ, как важен мотив. Я все время думаю, где мы ошиблись? Почему из милого агукающего младенца получилось такое чудовище? И ведь оно со мной одной крови, — он жалко скривился, то ли от боли, то ли от непрошенных слез. — С какого момента родители перестают нести ответственность за своих детей?

Ответил Мо.

— С того момента, Константин Григорьевич, как дети перестают нести ответственность за своих родителей. Это звенья одной цепи. Вы ни в чем не виноваты. Виновата ваша дочь. Единственное, что вы можете сделать сейчас, поддержать ее или отказаться от своего родства, предоставив Камиллу ее собственной судьбе.

— А вы бы что сделали на моем месте? — с плохо скрываемой злостью спросил Сухоруков.

— Я бы отказался.

— У вас нет детей!

— У меня есть сын, — возразил Стэн. — К счастью, он пока в том возрасте, когда еще надеешься, что из него получится хороший человек. Но я не могу быть уверенным в этом на сто процентов. Дети — наша плоть и кровь, они появляются на свет только потому, что мы хотим, чтобы они появились. Дети — это всегда риск. Гибкий податливый материал, из которого может получиться все, что угодно. Увы, иногда создание может восстать против своего творца. Иногда дети начинают ненавидеть своих родителей, обвиняя в том, что они не смогли дать желаемого. Иногда стесняются нас, нашей слабости, немощи, старости и неумению устроиться в жизни. Иногда любят. Иногда жалеют. У каждого своя история, Константин Григорьевич. У вас она получилась с хорошим началом и печальным финалом. И теперь вам с женой предстоит принять самое сложное решение в своей жизни. Простить или отвергнуть. Ваша дочь его уже приняла. Она — теперь сама по себе. Но прежде, чем сказать свое слово, подумайте вот о чем, как вы будете жить дальше? Если откажетесь, то со временем раны зарубцуются, фотографии, спрятанные на дачном чердаке, покроются желтой пылью, воспоминания смажутся под грузом ежедневных проблем. И однажды вы просто забудете, что у вас когда-то была дочь. Вы будете помнить лишь о том, что какое-то время бок о бок с вами жил совершенно чужой человек.