Свободное предпринимательство…

Ева заехала на кромку тротуара, выключила двигатель и положила голову на баранку. Она была страшно измотана, почти на пределе сил, но в голове ее продолжали прокру­чиваться события этой ужасной ночи.

Она приехала в маленький опрятный домик в Уэстчестере, и ей пришлось произнести роковые слова, которые не всякий в силах перенести. Она сказала мужчине, что его жена погибла. К счастью, она не услышала плач детей, ко­торым уже было не суждено дождаться возвращения мамы домой, – дети уже спали.

Потом она приехала в Центральное, составила отчеты и, как было печально заведено, освободила от вещей шкаф­чик Энн.

И после всего этого она могла вот так запросто ехать по городу, видеть огни, людей, уличную суету и ощущать себя при этом… живой! Но здесь было ее место – с его грязью, драмами, броской внешней стороной и омерзительностью того, что за ней скрывалось. Место, нервные импульсы ко­торого ей приходилось каждый день пропускать через себя…

– Леди! – донесся голос снаружи, и в стекло дверцы постучала костяшка грязного пальца. – Леди, не хотите ли купить цветочек?

Ева посмотрела на лицо, приблизившееся вплотную к стеклу. Это было нечто дряхлое и осоловелое, не знавшее мыла уже лет десять.

Ева опустила стекло.

– Я что, выгляжу так, будто хочу купить цветок?

– Леди, остался последний цветочек! – Старик улыб­нулся беззубым ртом и протянул ей жалкое, потрепанное подобие цветка, который, судя по всему, должен был изо­бражать розу. – Смотрите, какой красивый. Пять баксов всего.

– Пять?! Побойся бога!

Ева стала отмахиваться от него и уже хотела поднять стекло, но тут вдруг обнаружила, что ее рука уже залезла в карман в поисках денег.

– У меня нашлось четыре.

– Хорошо! Годится, леди.

Он схватил протянутую ему мелочь, сунул в окно цве­ток и заковылял прочь.

– До первой винной лавки, – пробормотала Ева и тро­нула машину с места, не закрывая окно – старик успел со­вершенно дурно надышать в машину.

Она подъехала к дому с цветком на коленях и, проезжая через ворота, увидела, что для нее был везде оставлен свет. После всего пережитого за день этот трогательный знак внимания, сознание того, что тебя ждали, оказались почти непереносимыми. Появилась новая проблема – не дать себе расплакаться.

Она вошла тихо. Как обычно, бросила куртку на стойку перил и стала подниматься по ступенькам. Как обычно, почувствовала привычные мягкие и тонкие запахи этого дома. Как обычно, ощутила под рукой до блеска отполиро­ванные деревянные перила. Все было как обычно.

И Ева вдруг подумала, что это тоже ее место. Потому что здесь ее ждал муж, Рорк.

Он был в халате и смотрел телевизор. Шел репортаж Надин Ферст о взрыве на Мэдисон-сквер. У Надин, нахо­дившейся на месте происшествия, было бледное лицо, и в голосе сквозили нотки ярости. Ева вдруг почувствовала себя неловко и спрятала за спину цветок.

– Ты поспал?

– Немножко.

Он не подошел к ней. Ему показалось, что она выглядит как чересчур сильно натянутая струна, которая может по­рваться при малейшем прикосновении. Ее глаза, оттенен­ные синими кругами, были почти закрыты.

– Ева, тебе нужно отдохнуть.

Она попыталась улыбнуться:

– Не могу. Повязана. Скоро нужно ехать обратно.

Рорк подошел к ней, но не дотронулся.

– Ты доведешь себя.

– Рорк, я в порядке. Правда. Какое-то время я была не в себе, но сейчас все нормально.