— Забавно, не так ли?

Наконец лицо Мины порозовело, и она произнесла:

— Вы давно обнаружили…

— Ваши махинации? Да, довольно давно. Милая девочка, старых дам, рядящихся под молодух, видно сразу же. То же самое касается красивой девушки, прибавляющей себе несколько лишних десятков лет.

Несмотря ни на что, мой комплимент был ей приятен. Она бросила на меня взгляд, доставивший мне удовольствие. Взгляд, о котором я мечтал: в нем была заинтересованность. Она открывала меня для себя. До сих пор я был просто глупой жертвой, и вот все изменилось. Теперь я принимал решения. Я мог издеваться над ними. Она так хорошо это поняла, что спросила:

— Что вы собираетесь делать, Поль?

— Угадайте! Она улыбнулась.

— Для этого я должна хоть немного знать ваш характер, а я с опозданием обнаруживаю, что тот образ, который себе создала, не соответствует действительности.

Я встал, чтобы размять ноги. Из кухни доносился запах подгоревшего мяса.

— По-моему, Мина, прежде всего вам нужно спасти жаркое.

Мое спокойствие и мой юмор добивали их. Поскольку Мина не шелохнулась, я сам пошел на кухню и выключил электрическую плиту. Вернувшись, я отметил, что они даже не пошевелились и не посмотрели друг на друга.

— Ну, а что теперь? — спросила она.

Я подошел к Доминику. Передо мной сидел пассивный, безвольный человек. Я схватил его за красивую красную рубашку и влепил три пощечины.

— Вот что улучшит его цвет лица, он так в этом нуждается, — сказал я, потирая заболевшую от удара руку о брюки. — Что теперь, вы спрашиваете, Мина?

Я захохотал.

— А теперь этот ублюдок возьмет в одну руку свои принадлежности для мазни, в другую — чемодан и уберется отсюда.

Поскольку Доминик не шелохнулся, я ударил ногой по ножке стула, и он растянулся на паркете. Он был нелеп, и именно этого я добивался. Я схватил его за волосы и пытался приподнять. Он взвыл.

— Чтобы через четыре минуты твоего духу тут не было, мразь! — заявил я. — И не пытайся меня обмануть. Не успеешь и ахнуть, как очутишься за решеткой. Я принял все меры предосторожности. Твой единственный шанс на спасение — больше никогда здесь не показываться, умереть. Ясно?

Он кивнул головой, и я, дав ему ногой под зад, выставил его из комнаты. Казалось, что Мина все это время о чем-то думала. Я подошел к ней. Она решила, что я собираюсь ударить ее, и инстинктивно втянула голову в плечи. Но я лишь снял с нее очки. Затем бросил их на пол и раздавил каблуком.

Она пробормотала:

— Что вы делаете, Поль?

— Я делаю тебя красивой, Мина. Хочу, чтобы ты была такой же ослепительной, как на пляже в Каннах. Я тоже хочу тебя видеть в желтом купальнике. Желтый цвет — цвет победы, не так ли?

Я силой приподнял ей подбородок. Она посмотрела на меня своим серьезным и печальным взглядом, который всегда пробуждал во мне желание. Я осторожно прижался своими губами к ее. Закрыв глаза, попытался представить ее такой, какой она была там, на побережье. Мой поцелуй длился до тех пор, пока не захлопнулась дверь за Домиником.

Я сел напротив, взяв ее руки в свои. Они были холодные. Указательным пальцем я попытался нащупать на запястье ее пульс, но не смог.

— Мина, — заявил я, — любой другой человек уже давно оповестил бы полицию. Если я этого не сделал, то только потому, что люблю тебя.

Она удивленно приподняла брови.

— Да, несмотря на то, что ты сделала, я тебя люблю и мне не стыдно в этом признаться. И эту любовь, хочешь ты или нет, тебе придется разделить со мной. Ты примешь свой настоящий облик, и мы будем жить вместе.