Подвал этот мог находиться где угодно, в любом районе Лос‑Анжелеса и даже за его пределами. Если на самом деле было утро, то в данный момент я мог быть в любом месте земного шара.

– Действительно, – сказал я, – другие способны достигать гораздо дальше, чем я. Но у них нет моей силы. Ведь это все‑таки рука, хоть и воображаемая, и я не способен представить ее себе трехметровой. Возможно, кто‑нибудь мог бы убедить меня, что она длиннее, и я бы попробовал. Но возможно, это могло бы и уничтожить доверие, которое я к ней испытывал. И тогда у меня будет только две руки, как у остальных. Лучше пусть останется так, как есть…

Я докурил сигарету и выбросил окурок.

– Пить хотите?

– Конечно, но только если у вас найдется игрушечный стаканчик. Другого мне не поднять.

Он нашел рюмку‑наперсток и переслал ее мне на краю катающегося столика. У меня едва хватило силы ее поднять. Лоран не сводил с меня глаз, пока я не выпил и не поставил рюмку.

Старая приманка в образе сигареты. Вчера я воспользовался ею, чтобы подцепить девушку. Сегодня она помогает мне остаться в живых.

Действительно ли хотел я покинуть этот мир, крепко зажав что‑то в своем воображаемом кулаке? Развлекая Лорана, поддерживая в нем интерес, пока…

Да где же я? Где?!

И вдруг я понял.

– Мы в меблированных комнатах «Моника», – сказал я. – И нигде более.

– Я знал, что вы рано или поздно догадаетесь, – улыбнулся Лоран. – Но уже поздно. Я вовремя добрался до вас.

– Не будьте так дьявольски самодовольны. Это произошло по моей глупости, а не из‑за вашего везения. Мне следовало это почуять. Оуэн ни за что не забрел бы сюда по собственной воле. Вы велели ему здесь поселиться.

– Да, велел. Но тогда я уже понял, что он предатель.

– Поэтому вы и отправили его сюда умирать. Кто же это проверял его каждый день? Это был Миллер, управляющий? Он работает на вас? Это он изъял из компьютера голограммы ваших сообщников и вашу?

– Да, это он, – усмехнулся Лоран, – но он не проверял Оуэна каждый день. У меня был человек, наблюдавший за ним с помощью портативной камеры. Мы забрали ее после того, как Джеймисон умер.

– А потом вы подождали еще неделю. Прекрасный прием. – Удивительно, что я понял это так поздно. Сама атмосфера этого места… что за люди жили в «Монике»? Безликие, потерявшие индивидуальность, люди, которые без всякого сомнения, никому не нужны. Их помещали в эти квартиры, пока Лоран проверял их, убеждаясь, что они в самом деле никому не нужны, что никто их не ищет. Те, кто оказывался отобран, исчезали, и вместе с ними исчезали документы и имущество, а голограммы их изымались из памяти компьютера.

– Я хотел начать продавать органы поясовикам при посредничестве нашего приятеля Джеймисона, – сказал Лоран. – Но я вовремя понял, что он собирается меня предать. Поэтому пришлось прибегнуть кое к чему, чтобы выяснить, что ему удалось разнюхать.

– Достаточно много, – постарался улыбнуться я. – В наших руках подробные планы клиники для пересадки нелегально отправляемых туда органов. Но должен сказать вам самое главное. Ваша задумка относительно продажи поясовикам трансплантантов все равно провалилась бы. У поясовиков совершенно иное мировоззрение.

– Я был уверен, что он что‑то оставил, – произнес Лоран, задумчиво глядя на меня. – Иначе мы и его самого сделали бы донором, это намного проще. И гораздо выгоднее к тому же. Мне нужны деньги, Гамильтон. Вы хоть представляете себе, сколько теряет организация, упустив одного‑единственного донора?

– Что‑то около миллиона. Почему же вы пошли на такие «убытки»?

– Я знал, что он что‑то оставил.