|
Я попал в бурю. Вдруг она началась повсюду, вокруг меня и внутри меня. Я не знал, выживу ли я. А потом все резко утихло. И тогда мне стало по‑настоящему тяжело. Вставать по утрам. Мыться, одеваться. Не говоря уже о походе в магазин. Или отвозить детей на тренировку. Меня отбросило, я оказался среди другого ландшафта. Совсем тихого. Совсем мертвого. Без деревьев, без красок, только большое черное солнце, которое поглощало свет. Все, что я слышал, – мои шаги, словно по пеплу. Один друг и коллега из сочувствия приехал и говорил со мной, сначала дружелюбно и осторожно, потом жестко и решительно. Однажды рано осенью он побросал какую‑то одежду в чемодан, посадил меня в машину и отвез в аэропорт. Он забронировал для меня номер в отеле. Вообще‑то, он и сам собирался поехать, но что‑то случилось у него дома, заболел кто‑то, и в последнюю секунду он отказался.
«Вы не заставите меня поверить, что ваши отношения с Вильямом были взаимными, что вы были на равных». Мы были, Лисс. Вначале. Но Йо, как я все еще его называю, привязался ко мне. Он прицепился намертво, будто речь все еще шла о жизни и смерти. Он обожествлял меня. И я не мог быть никем иным, только этим нужным ему богом. А Ильва, спросишь ты, как я не понял, кто ее убил? Я не видел никакой связи. Я хочу, чтобы ты мне поверила, Лисс. Какая‑то девушка в Бергене по имени Ильва. Фотография на первых полосах. Может, и похожа на ту, что я видел в отпуске много лет назад. Может, нет… Конечно, я обнаружил бы тут связь, если бы смог. Мы часто о ней говорили. Я должен был выстраивать ее образ в его фантазиях. Учить его, как к ней приблизиться. Она была символом женственности. Я вел его в эту сторону, к ней, к девушке его возраста. Не к Ильве в буквальном смысле, но к Ильве как к образу. Понимаешь меня, Лисс? Скажи, что понимаешь меня. Тебя больше здесь нет. Только звук твоих шагов остался в комнате. Звук захлопывающейся двери. И звук этих сказанных тобою слов: «Вы убили Майлин». Знаешь ли ты, что все в твоих руках, все, что произойдет теперь? Блуждать вслепую. В вечной засухе. Или найти капли воды. «Мир, превосходящий всякое разумение».
*
Лисс дошла до дороги и стала спускаться в облаке холодного выхлопного газа. Снова пошел снег, но ветер немного стих. Она дошла до станции метро, побрела дальше вдоль края дороги. Ноги после обморожения все еще болели. Ровный поток машин двигался навстречу и разбрызгивал грязный снег. У Центральной больницы Лисс повернула и зашагала вверх по дороге, мимо сумасшедшего дома. Самое старое в стране прибежище для душевнобольных. Оно стоит тут уже больше ста пятидесяти лет. Однажды сюда заперли ее бабушку. За несколько месяцев до ее гибели. Или она сама покончила с собой? Может, она связала белье и одежду в веревку, закрепила ее на крючке для люстры, накинула ее на шею и оттолкнула стул? Никто об этом не говорил, случившееся было вычеркнуто из истории и кануло в молчании. Что осталось после нее? Несколько черно‑белых фотографий красивой женщины, странной и отстраненной. На тропинке у озера Согнсванн лежал очень глубокий снег. Лисс прокладывала дорогу. Слышала звук собственных шагов. Она остановилась и обернулась, рассматривая следы в плотном снегу. «Скоро они исчезнут, – подумала она, и эта мысль зацепилась за другую: – Он поймал меня, и я не разбилась». Он подбрасывал меня снова и снова, но ни разу не дал мне упасть. Дойдя до конца озера, она решилась. Не стала подниматься дальше в гору, а повернула направо и пересекла парковку. Перед входом в Институт физкультуры Лисс остановилась и отправила сообщение. Прошло три минуты, и Йомар Виндхейм сбежал вниз по лестнице. – Прости, что прерываю твои занятия. Он стоял, разинув рот. – Решила, тебе все‑таки стоит посмотреть на одноглазого тролля, – сказала она. |
