– Никакого, – отвечает незнакомец. И при этом влезает в его дела. – Пойдем, – говорит он, – угощу тебя колой.
Незнакомец идет на террасу, не оборачивается. На нем шорты цвета хаки и черная рубашка с коротким рукавом. Волосы средней длины зачесаны назад и свисают за воротник. Йо, слыша, что мать больше не кричит, стоит и колеблется. Потом крадется следом.
Они садятся за стол на краю террасы. Где‑то вдалеке о берег бьются волны. Кажется, сейчас даже сильнее, и Йо все еще думает спуститься и броситься в море. Вода наверняка теплая, и темнота окрашивает ее в черный цвет.
Незнакомец тоже пьет колу. До Йо доходит, почему голос его показался знакомым. Он слышал его по телику. А не так давно этот человек был на первой полосе «Афтенпостен».
– Видел вас в газете, – говорит он. – И по телику.
– Наверняка.
– Вас многие узнают?
– Ну да. Люди глазеют на меня, будто им трудно осознать, что человек, оказавшийся на телевидении, тоже сделан из плоти и крови, тоже обедает и ходит в туалет. – Незнакомец улыбается. – Но норвежцы – народ вежливый. Наглазевшись вдоволь, они по большей части оставляют тебя в покое. Вообще‑то, многие просто стесняются и боятся показаться глупыми, как мы с тобой.
Йо глотает колу, смотрит в сторону ресторана:
– Только не мама. Она все время себя позорит.
Взрослый откидывается на спинку кресла.
– Она пьяна, – констатирует он. – Все меняются, когда выпивают.
Йо пытается найти другую тему для разговора:
– А вы не выпиваете? – Он показывает на стакан колы. – Ну, в смысле алкоголь?
– Только когда очень надо. Тебя, кажется, зовут Йо?
– Откуда вы знаете?
– Слышал, как отец тебя звал, когда мы выходили из самолета.
– Арне – не мой отец!
– Понятно. А как меня зовут, ты не знаешь?
– Слышал много раз. Не помню.
Мужчина, постучав по карманам на рубашке, достает смятую пачку сигарет:
– Можешь звать меня Куртка.
– Куртка? Это не имя.
Мужчина прикуривает:
– Так меня прозвали в твоем возрасте. Сколько тебе? Тринадцать? Четырнадцать?
– Двенадцать, – отвечает Йо немного заносчиво.
– Некоторые друзья так и зовут меня до сих пор, – говорит мужчина.
– А вам нравилось, – скалится Йо, – что вас называли Курткой?
Куртка поглаживает небритый подбородок:
– Там, откуда я родом, у всех есть клички, часто мальчиков прозывают по профессии отца. У моего отца был магазин одежды или, как это тогда называлось, «конфекциона», так что Куртка было нормальной кличкой, сейчас, в общем‑то, мне даже больше нравится. Уж всяко это круче, чем Скрепка, Кружева или Помойка. Не говоря уж о Навозе.
Он смеется, и Йо тоже приходится засмеяться.
– Йо тоже не полное мое имя, только его начало.
– Вот как?
– Но никто не смеет называть меня полным тупейшим именем. А то придушу.
– Ой. Значит, я тоже буду называть тебя просто Йо.
– Я не шучу. Кое‑кто в школе пробовал давать мне кликухи. Теперь жалеют.
Мужчина затянулся сигаретой:
– Согласен, Йо. Надо, чтобы тебя уважали.
* * *
Арне уже встал. Он мрачен, и это хорошо, потому что в таком настроении он молчит и не пристает к Йо. На мать он вообще не смотрит, целый день. Крадясь мимо двери в спальню, он слышит ее нытье. В номере до самой кухни пахнет перегаром. |