На берегу, на плоском валуне, ждало свою владелицу сложенное пальто. Внизу притаились кожаные ботинки с пуговками, сбоку лежала черная сумочка. Казалось, кто-то пришел сюда искупаться и вот-вот вернется. Фолькер прошелся по периметру, заглядывая в кусты. Дейвис склонился над вещами.
— Сэр, пальто, похоже, из той же ткани, что и платье.
Фолькер нагнулся. Полностью развернув пальто, он осмотрел подкладку и ощупал карманы.
— Ярлыков из ателье нет. Покрой простой, но пальто хорошего качества.
Дейвис смотрел, как шеф изучает ботинки. Как детские, с грустью подумал он. Фолькер сунул в ботинок свою большую ладонь, поднял его, расшнуровал, ощупал жесткую кожу и снова поставил.
— Вот здесь нас и ждет клад. — Фолькер потянулся за бархатной сумочкой. Теперь уже оба сидели на площадке, скрестив ноги. — Женщина приходит сюда, чтобы наложить на себя руки. Она хочет покончить с собой быстро и незаметно. Вы правы, сержант, слишком все аккуратно, будто театральный реквизит. Одежду оставили на видном месте, а не сунули как попало в кусты.
— Она хотела, чтобы ее вещи нашли, — сказал Дейвис.
— Вот именно. Или кто-то другой хотел, чтобы ее вещи нашли.
Фолькер положил сумочку на землю и раскрыл ее, внутри они заметили тоненькую записную книжку и изящный мешочек для косметики, стянутый шелковым шнурком.
— Займемся пока тем, что нашли. Заберите вещи, ничего не пропустите. Встретимся в участке.
7
Сидя за круглым дубовым столом, Лидия просматривала свои записи в ожидании начала первой в этом семестре встречи диссертационного совета. Для получения степени доктора медицины требовалось “собственноручно написать работу оригинального содержания, предмет которой имеет прямое отношение к медицине”, эта туманная формулировка обещала простор для творческих поисков.
Иногда такие встречи принимали характер состязаний, во время которых руководители факультетов отстаивали избранные их студентками темы.
Наконец все расселись и приготовились к беззлобной схватке: хирурги — с терапевтами, сотрудники лабораторий — с практикующими врачами. Антея и Харлан сидели напротив Лидии и физиолога Виктории Бейли. Сегодня среди факультетских преподавателей было новое лицо — доктор Ричард Харпер, которого факультет, по выражению Антеи, “позаимствовал” в Пенсильванской больнице, пока один из профессоров находился в отпуске. Харпера им рекомендовал их коллега, товарищ Харпера по Гарварду. Войдя, Харпер приветствовал всех величавым наклоном головы.
— Добро пожаловать, доктор Харпер. Как видите, это наброски будущих научных работ. Слушательницы старших курсов должны написать их к концу семестра, но мы приветствуем, так сказать, ранних пташек. Для сравнения я отобрала несколько прошлогодних сочинений. — Антея изучила список. — Прекрасные темы: и хирургия, и фармакология, и фундаментальные научные вопросы. Наши прозелитки тоже здесь, как же без них?
Каждый год в списке оказывались темы, имеющие отношение не столько к медицине, сколько к просвещению. Среди последних работ были “Алкоголь: врата безнравственности” и “Венерические болезни и то разрушительное влияние, которое они оказывают на общество”. Студенток мягко направляли в сторону более научных аспектов их сочинений.
— Итак, вот они, самые первые планы: “Гранулёматоз легких”, “Сифилис”, “Осложнения при ревматическом пороке сердца”, “Ртуть и ее токсичность”, “Аппендицит”, “Хирургическое удаление опухоли яичников” и, наконец, “Просветительский долг врача”, — прочитала Антея.
Доктор Харпер фыркнул.
— Что здесь смешного? — Антея пристально посмотрела на него поверх очков.
— По-моему, последнюю тему едва ли можно счесть образцом интеллектуальной строгости. |