— Вы с Сарой учились в школе?

— Только в сельской. Отец считал, что нам достаточно уметь читать и писать, но мама настаивала, что нам надо учиться дальше.

На лицо Анны лег отсвет надежды, словно сквозь мрачные воспоминания пробился луч света.

— Она постоянно читала нам. Экономила деньги, чтобы покупать нам книги. Чтобы у нас была своя библиотечка. Мы заучивали стихи и читали их вслух, как в театре. Глупо, правда?

— Нет. По-моему, ничего глупого в этом нет.

— Мне кажется, другие считали, что мы задаемся. Но мама всегда поддерживала нас. Она хотела, чтобы Сара стала учительницей. — Анна закрыла лицо руками: на нее снова нахлынули чувства. — Мне так ее не хватает! Вы бы ей очень понравились. Она верила, что нам по силам стать такими, как вы.

Лидию тронула тихая страстность этих слов.

— Но когда мама умерла, нам пришлось выживать. Вскоре после ее смерти умер от воспаления легких отец. Я решила искать место прислуги и не жалею об этом. Я должна была сделать это — и сделала. Жаль только, что пришлось бросить школу.

Нелегкий путь Анны во многом походил на путь самой Лидии. После смерти отца на долю ее семьи тоже выпало немало испытаний. Они впали в нужду, ставшую для Лидии жестоким ударом после идиллического детства. Их дом забрал банк. Лидия с матерью поселились в пансионе, их жизнь пошла прахом. Но в дни самого глубокого отчаяния в Лидии окрепла воля. Она продолжала учиться и в конце концов заслужила право на стипендию в женском колледже.

— В этом мы с вами похожи, — сказала она Анне. — Я тоже потеряла отца совсем юной. Наша жизнь изменилась. Я много лет жила в бедности.

Анна недоверчиво взглянула на нее.

— Пусть вам пришлось оставить школу, но вы можете продолжать образование. Ваша матушка была права: возможностей много. Я знаю, что это правда.

Лидия сняла с полок, тянувшихся по стенам медицинского кабинета, несколько книг.

— Мой отец тоже возлагал большие надежды на чтение. — Она положила перед Анной “Листья травы” Уитмена. — Это была наша с ним любимая книга. С тех пор, как отец умер, я часто перечитываю книги, которые он мне оставил. В такие минуты он как будто рядом со мной. Словно какая-то его часть все еще здесь.

Лидия сама удивлялась своей откровенности — она мало кому рассказывала о горе, которое испытала после смерти отца.

— После его смерти мне казалось, что от меня мало что зависит, но книги переносили меня в иные, далекие края. — Лидия улыбнулась, глядя, как Анна держит книгу. — Уверяю вас, у меня полные закрома.

С того дня в ее медицинском журнале стали появляться списки книг, которыми она делилась с Анной. Лидия делала короткие дополнения: “Понравились «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» — неудивительно. В следующий раз — «Городок» и, возможно, «Крэнфорд» миссис Гаскелл?” Лидия записывала сведения о лекциях, библиотеках и книжных магазинах, которые могла бы посетить Анна. Они стали членами какого-то странного еретического ордена: Лидия помогала Анне не только как врач, между ними крепло взаимопонимание. За год их встреч Анна стала читать гораздо больше, она начала интересоваться более сложной литературой. В числе последних книг Лидия записала “Мидлмарч”, “Домик в Оллингтоне” и “Большие надежды” [13]3.

Лидия перевела взгляд на стену над каминной полкой — там она повесила три акварели, заказанные у одного художника из Конкорда, привет из далекого прошлого, образ дорогих ей мест. Ее любимая акварель висела в центре, на ней был изображен пруд, увиденный сквозь сумрачный лес. Лидия купалась в этом пруду. Она подошла к книжной полке и коснулась корешка “Листьев травы”. На первой странице было написано: “Мисс Лидии Нараяни Уэстон в день рождения.