— Я должна их вернуть.

— Вас еще что-нибудь тревожит?

— Нет-нет, я просто устала.

— Это не просто усталость.

Анна покачала головой.

— Обычно мне самой удается оклематься. Позавтракать поплотнее или улучить время для отдыха, когда миссис Бёрт не смотрит.

Может быть, Анна и заболела, но в ее поведении чувствовалось что-то столь странное, что Лидии казалось, будто она разговаривает с незнакомкой, так неестественно и уклончиво звучали слова девушки.

— Почему вы все же пришли ко мне?

Анна взглянула на нее, в темных глазах была печаль.

— Мне страшно, — тихо сказала она.

— Понимаю. Немудрено испугаться, если чувствуешь, что больна, но не знаешь, чем именно.

— Дело не в этом, доктор Уэстон... есть кое-что еще...

— Так расскажите, и я помогу вам. Доверьтесь мне. — Лидия ободряюще сжала ладонь девушки.

— Нет. Простите... Я зря пришла сюда. — Анна резко отдернула руку.

Лидия удивленно отодвинулась. Девушку словно раздирала внутренняя борьба.

Анна затянула шнурок сумочки и встала:

— Спасибо, мне пора. Меня ждут.

— Постойте! Сможете ли вы дойти до дома? Позвольте мне сходить за экипажем.

Лидия торопливо пошла следом за Анной в приемный покой, но девушка не оглянулась. Когда она переступила порог, Лидия окликнула ее:

— Вам стоит только послать мне весточку — и я приду.

Но было уже поздно. Лидия выглянула в окно. В перламутровом небе еще таяли остатки сумерек, но на улицы уже опустилась темнота. По мостовой грохотали экипажи и двуколки с раскачивающимися фонарями. Толпы людей спешили домой — темная, беспокойная человеческая масса, в которой Лидия едва различала фигуры. Анна уже скрылась в ночи.

Все это было почти две недели назад. С тех пор Лидия Анну не видела. Ее отсутствию могло найтись множество объяснений: Анна почувствовала себя лучше, болезнь отступила или же тревоги девушки развеялись. Но Лидию не оставляло чувство, что здесь что-то не так, что она напрасно не придала значения последнему разговору с Анной.

Фитиль в лампе уже едва тлел. Лидия всегда держала под рукой несколько томиков, на случай минутной передышки. Она достала из саквояжа книгу, надеясь, что чтение, как всегда, успокоит ее. Книга оказалась из тех, что вернула Анна.

Лидия поначалу не заметила, что на одной из страниц есть пометка. Страница была загнута, и кто-то оставил напротив одного стихотворения карандашную отметку.

Теней я не увижу

И не коснусь дождя.

Глухой останусь к песне

Печальной соловья.

И в вечном полумраке,

Где не бывает свет,

Если смогу, то вспомню,

А может быть, и нет [2].

[2] Кристина Россетти (1830—1894), пер. А. Кана. — Здесь и далее примеч. перев.

2

В своей работе сержант филадельфийской полиции Чарльз Дейвис едва ли не больше всего ценил утренний кофе. Устроившись за письменным столом, он с немалым удовольствием ждал, когда ему принесут дымящуюся фарфоровую чашку на блюдечке, с краю которого пристроилось печенье. Дейвис выбился из низов и теперь наслаждался ритуалом столь цивилизованным, что его прежние знакомцы удивились бы.

— Доброе утро, Чарли. — В двойные двери участка неторопливо вошел, помахивая тростью, Томас Фолькер.

“Начальству виднее”, — подумал Дейвис.