— Мне не нравится этот крикет замедленного действия, — пожаловался мистер Брозерхуд. — Когда я был молодым человеком...

Мистер Толбой покачал головой. Капитану было известно, что Гарретт страдал от некоторой робости, когда сталкивался с быстрым мячом. Он знал также, что оправданием такого поведения у Гарретта служили очки. Но Толбой надеялся, что Барроу вспомнит эту старую сторону своего коллеги и в нужный момент встанет на его место.

Раздраженный Барроу встретился с Симмондсом. Первый мяч грозного противника был безобидным и не изменил положения в игре; второй оказался резким ударом, но не достиг своей цели, как это случилось с третьим. Барроу звучно ударил по мячу и энергично отбросил его к границе поля под громкие возгласы болельщиков. Следующий мяч не попал в калитку только по милости Бога; шестой он умудрился подцепить и послать на ногу для одиночного удара. После чего Барроу перенял тактику мистера Гарретта — увильнул от всей полной серии — и заставил последнего встать лицом к лицу с демоном.

Гарретт намеревался сделать все от себя зависящее. Но очередной мяч поднялся перпендикулярно к его подбородку и сразу лишил игрока присутствия духа. Второй отскочил от земли и больно ударил ему в голову. Третий, брошенный на более далекое расстояние, казалось, издавал пронзительный звук, гоняясь за ним. Гаррету пришлось отступить, чтобы избежать повторного удара, он в отчаянии уклонился от своего преследователя, и мяч был забит.

— Господи, господи! — произнес мистер Хэнкин. — Кажется, пришел мой черед. — Он поправил наколенники и нервно заморгал.

Гарретт хмуро удалился в палатку. Мистер Хэнкин с раздражающей медлительностью семенил мелкими шагами к линии ворот. У него уже был небольшой опыт общения с Симмондсом, и он не был сильно встревожен. Хэнкин осведомился, где находится середина и сторона, что слева от боулера, поправил свою шляпу, спросил, можно ли передвинуть экран, и встретил мистера Симмондса приветливой улыбкой. Вид улыбающегося соперника заставил Симмондса немного нервничать. Тот скривил гримасу и свирепо ударил по мячу, проследовавшему мимо цели; за ним последовало два мяча слабой длины, которые мистер Хэнкин очень достойно отразил. Игра Хэнкина подбодрила мистера Барроу и успокоила его. Он ударил более уверенно, и счет вырос до пятидесяти. Не успели стихнуть аплодисменты, как Хэнкин почти молниеносно подскочил к безобидному мячу, ударил довольно сильно и далеко в левую сторону от боулера, огорчился своей неудачной подаче и ударил битой по левому бедру. Игрок, охраняющий калитку, всплеснул руками в мольбе.

— Аут! — воскликнул судья Гримбольд, пожилой и бесстрастный человек из отдела внешней рекламы «Пимс».

Мистер Хэнкин бросил на него уничтожающий взгляд и медленно, но величаво направился с поля.

— Это была неудача, — заметил мистер Хэнкин. — Мяч оказался ужасно далеко. Он никак не мог достигнуть какого-либо места рядом с калиткой.

— Там оставался небольшой разрыв, — сказал мистер Толбой.

— Да, конечно, там был разрыв, — признал мистер Хэнкин, — но мяч все равно попал бы мимо. Я не думаю, что кто-то может обвинить меня в том, что сегодня я не сделал все, что мог, и, если бы впереди меня встала «нога бэтсмена», я был бы первым, кто принял бы его вызов. Вы видели мой последний удар, мистер Брозерхуд?

— О да, я видел его очень хорошо, — сказал пожилой джентльмен со смехом.

— Я хочу знать ваше мнение, — произнес мистер Хэнкин, — был ли я вне игры или нет?

— Конечно нет, — ответил Брозерхуд. — И на моей памяти еще никогда не было этого положения. Я посещаю матчи по крикету вот уже шестьдесят лет. Шестьдесят лет, мой дорогой сэр, а это время, когда вы еще не были рождены или задуманы, и я не знал никого, кто был бы действительно вне игры — по его мнению, конечно же.