Леонидов чувствовал, что если останется один, то обязательно вспомнит все и найдет выход. Ему нужно было остаться одному, сесть и вспомнить, и чтобы для этого было хотя бы несколько дней.

— Может, покаяться хотите?

— Ну уж нет. Я хочу доказать, что ваш покойный писатель — маньяк, который только и делал, что врал про людей и выставлял их в самом гнусном свете. Только зачем он это делал? Вот это надо бы выяснить…

— Что ж, до встречи, Алексей Алексеевич!

Леонидов наконец остался один. Он четко помнил все, о чем писал Клишин, и теперь пытался отфильтровать правду от лжи в его рассказе.

Ну, никакого соседа из ревности я не убивал, это уж точно. И в доме у него четвертого июня тоже не был. Это постулат, от которого надо оттолкнуться в своих рассуждениях. А когда Клишин все это написал? В январе? Не мог он тогда такое написать, потому что с Сашей встретился на даче в мае и не знал, что она замужем именно за мной. Прошлым летом сюда приезжал совсем другой человек, не я. Я появился только осенью и никогда здесь раньше не был. А Клишину было все равно, за кем Саша замужем. Он просто знал, что муж существует, и сочинил эту историю об убийстве из ревности. Потом, в том же мае, увидел меня, и ему осталось только внести недостающие конкретные детали в описание мужа. Или же немного изменить под образ другого человека уже написанный текст. И внес он эти злосчастные изменения, вероятнее всего, только на прошлой неделе. Кусочек-то небольшой, всего полстраницы. А моя работа? Упоминание обо мне как о менте и обо всех ментах в частности? Это Клишин мог узнать только от Александры, значит, они встречались. На даче или где-то, но встречались.

Значит, Саша мне изменила? Саша?! Мне?! Что сделать с ней? Убить, развестись? Стой, стой, стой… Если Клишин соврал насчет твоего вечернего посещения, то почему он не мог насочинять, что переспал с Сашей? Значит, свою невиновность ты принимаешь за постулат, а ее — нет? Это подло. Надо спросить и все узнать у нее и вместе подумать, что мы можем противопоставить этому бредовому обвинению, вот и все. Рассказать все это беременной женщине? А если ей станет плохо, если что-то случится с ребенком? Но если меня посадят, будет еще хуже. Суд ей и ребенку не пережить, хватило первого мужа-убийцы. Можно подумать, что все, что с ней случается, — рок. Саша! Ей так досталось, столько пришлось пережить, а я поверил запискам какого-то сумасшедшего. Нет, надо выяснить все это сегодня и сейчас».

Он подошел к сосне, на которой висел умывальник, плеснул ледяной водой в лицо, стало полегче. Леонидов фыркнул, промокнул капли полотенцем и пошел искать жену.

Она сидела в саду на табуретке и грелась на солнышке, подставляя его лучам уже загорелое лицо и бледные плечи. Алексею были видны коричневые веснушки на ее щеках. Заглянув ей в лицо, он тихонько позвал:

— Саша!

Жена открыла глаза, улыбнулась ему, и Алексей уже без всяких слов поверил всему, что расскажет сейчас эта женщина. Потому что просто любил ее, и все.

— Саша, у нас неприятности. Только не вздрагивай так и не переживай. Давай вместе подумаем, что делать, и расскажи мне, ради бога, правду.

— Правду? Какую правду?

— Про тебя и про Клишина.

— Про Пашу? А что случилось?

— Только спокойно. Знаешь, пришел тот капитан, Михин, он дал мне почитать несколько листков, в которых, — ты спокойнее только, — Клишин пишет, что переспал с тобой, а я, будто бы из ревности, задумал его отравить. И отравил.

Александра так возмутилась, что сначала даже не поняла, что мужа обвиняют в убийстве:

— Какая чушь! Клишин со мной переспал! Да я выгнала его, он тут бродил и лез со своими слюнявыми поцелуями! Тоже мне, неотразимый и всесильный! Что он себе вообразил?

— Саша, он много чего вообразил, возможно, из мести.