Хозяин потоптался у порога, собираясь уже выходить, потом всё же взглянул на фотографа и невозмутимо, словно судья в конце заседания, вынес приговор:

– Лёвик, тот факт, что мы с т-тобой иногда играем в шахматы, еще не дает тебе права просить помощи по любому случаю. Т-тебе, кажется, был задан вопрос, так отвечай! Стас, похоже, распутал это дело. Судя по его настойчивости. Т-тут я ему мешать не намерен. Я заинтересован, чтобы дело побыстрее раскрылось.

Услышав это, Лёвик неожиданно размяк и даже повис на руках сыщика, выдохнув со злостью при этом:

– Ну и хрен с тобой. Сам виноват! Получай, ублюдок! Так тебе и надо! Скатертью дорога!

Услышав это, Стас мысленно поблагодарил Милу и Макса, что экипировали его должным образом на святое дело, снабдив записывающей аппаратурой.

Дальше всё развивалось, словно в замедленном кино.

Антон взялся за ручку двери и уже собрался открыть ее. В этот момент неожиданно открылась дверь комнаты Макса, из-за которой появился взлохмаченный журналист с совершенно дикими глазами. Как и пару часов назад, его видел только Стас. Впрочем, и хозяин дачи тоже, но ему это уже не помогло.

В немом порыве журналист вытянул руку в сторону Антона, едва не кувыркнувшись через перила вниз. Хозяин дачи радостно помахал в ответ рукой и раскрыл дверь настежь. Через секунду раздались странные щелчки, словно кто-то перезаряжал винтовку. Стас едва успел повернуть голову в ту сторону, откуда они слышались, и увидел, как столешница барной стойки сама собой приподнялась, и оттуда вылетела стрела, угодившая аккурат в шею улыбающемуся Антону. Пронзенный ею хозяин дачи так и застыл в проеме дверей. Из его шеи хлынул фонтан крови.

Вскоре раздался вопль Милы, она кинулась к мужу, который еще успел сделать несколько шагов, после чего упал ничком на пол. Под ним стала быстро растекаться черная лужа крови.

«Сонную артерию, похоже, продырявила, – промелькнуло в голове сыщика. – А ведь могло и тебе прилететь, если бы не Макс! Выходит, обязан ты ему жизнью! Эта сволочь тебя хотела убить!»

Лёвику удалось вырваться из рук Стаса, потрясенного увиденным, он метнулся в прихожую, где оттолкнул плачущую навзрыд Милу, перепрыгнул через агонизирующего хозяина дачи и, схватив свою куртку с вешалки, исчез в проеме дверей.

Стас быстро пришел в себя и кинулся в погоню, стараясь не выронить диктофон. Надевая на бегу пальто, он не упускал из виду неуклюжую фигуру фотографа впереди. Расстояние между ними быстро сокращалось.

В голове сыщика стучало: «Стрела предназначалась мне! Ты меня хотел убить!»

Настигая жертву, подумал, что переполнявшая его ярость может сыграть злую шутку: один хороший удар, и нет Лёвика. Одной жертвой больше, одной меньше. Отдельно взятая жизнь в эту новогоднюю ночь совсем обесценилась. Фотограф заслуживал расправы, но сначала требовалось много чего выяснить, качественно записав это на пленку. Поэтому безоглядная злость – не самый лучший союзник в таких случаях.

Когда до убегавшего осталось всего ничего, неуклюжий Лёвик умудрился поскользнуться. Растянувшись во весь рост, он хотел перевернуться, но Стас рухнул на него и по всем законам боевого самбо без труда заломил за спину его правую руку. От боли Лёвик взвыл, казалось, на весь лес.

– Ты меня хотел убить, тварина! Я знаю! Ты зарезал мою жену, – хрипел озверевший Стас, то и дело тыкая поверженного противника лицом в снег. – Ты на что рассчитывал, дурик? От меня убежать? Сейчас ты мне скажешь всё как миленький. Я тебя расколю! За что вы убили Ленку Седых? Чем она вам помешала?

– С чего ты взял, что я тебе что-то скажу? Перебьешься на изжоге, – ревел, отплевываясь от снега, Лёвик.