Услышав про рубаху, Стас на короткое время потерял дар речи:

– Откуда знаешь про диктофон?

– Говорю же, одноклеточный… Ты бы еще плотнее меня к себе прижимал там, на даче. – Лёвик вдруг изловчился, схватил диктофон сквозь рубаху сыщика и, оторвав пару пуговиц, прокричал: – Так и запишите, я очень люблю советскую власть! Я законопослушный гражданин! А надо мною издеваются!

Удар Стаса заставил фотографа воткнуться головой в ближайший сугроб, вынырнув из которого, он долго отплевывался кровью.

– Продолжай! – рявкнул Стас, поправляя на груди диктофон.

– Я тогда думал, что беременность от мужа, – начал привычно шепелявить задержанный. – А правду узнал совсем недавно. Это ничего не меняет, не так ли?

Стас брел сзади и не знал, верить услышанному или нет. Девяносто девять процентов его мозга в эту минуту не сомневалось в том, что фотограф врет и его требуется прикончить незамедлительно. И лишь один процент настаивал на том, чтобы Лёвику дали возможность высказаться, тем более что диктофон продолжал записывать и требовалось держать себя в рамках приличия.

– Как ты узнал об этой измене?

Чувствуя, что инициатива постепенно переходит к нему, фотограф не спешил с ответом. Он принялся рассуждать, как обычно делал в школе на уроках истории или обществоведения. Как всегда, сочно причмокивая.

– Подозрения были всякие. Например, такой простой вопрос: если беременность Ленки от мужа, почему он ее не встречал из больницы? На фото его нет. Потом случайно узнаю, что он вообще на это время куда-то в область укатил. Я тоже в газете «Молодая гвардия» работаю, там и узнал, что Макса дважды отправляли в область. В марте и в июне семьдесят восьмого. Я прикинул – с марта по июнь как раз двенадцать недель. Это срок беременности для аборта! Если оба раза мужа дома нет… Значит…

– Только на этом предположении ты основывался, заподозрив в измене Лену? Не дурак ли?

– Уточню, что дурак сейчас идет сзади и не хочет ничего слушать, перебивает своими дебильными вопросами. Так мне продолжать или нет?

– Продолжай, – скрепя сердце, процедил Стас сквозь зубы. – Как часто вы встречались с ней?

– Главное во всем этом – что Ленка мне ни слова не проронила, представляешь?!. Это меня задело больше всего. Это, так сказать, квинтэссенция всего, что здесь произошло, – решил сперва выговориться по полной Лёвик. – А встречались мы редко. Мы же оба несвободны. И всё было нормально, я чувствовал. От меня секретов никаких – она знает всё про Жанку. И от нее всё прозрачно – я знаю всё про импотента Макса…

– Это Лена сказала, что у него… проблемы с потенцией?

– Ну, не напрямую… Слушай, я же не дурак, вижу, как она реагирует… Кое-что в этом понимаю. Не слепой! А тут вдруг… что-то не то! Всё у нее причины какие-то, чтоб не встречаться. То голова болит, то внеклассные чтения. Ну, я и задумался. Крепко задумался.

Стас вспомнил слова журналиста о том, как Лена задерживалась якобы на работе, хотя ни внеклассных занятий, ни педсоветов точно не было, и подумал о том, что ересь, которую он сейчас вынужден был слушать, более того – записывать, имеет все шансы оказаться правдой.

– Ты хочешь сказать, – с замиранием сердца переспросил Стас, – что Лена с вами двумя – с тобой и с Антоном изменяла Максу?

– Да, это я и хочу сказать. Так в своем японском «записывателе», что бесполезно болтается у тебя на груди, и зафиксируй. Но об этом я узнал совсем недавно. Непростительно поздно – так надо сказать. Чувствовал, что-то не то, но доказательств не было.