— А потом, когда мать допилась до могилы и огласили ее завещание, угадай, что они узнали? — спросила Робин.

— Все получил этот маменькин сыночек. Я прав?

— Прав. Вуди досталось около пятидесяти миллионов плюс дом.

— А Марка щелкнули по носу за то, что он вечно умничал и задирал Вуди.

— Ну, не совсем. Марк получил два миллиона, но почти просадил их, когда надумал устроить рок-концерт на открытом воздухе в Понтиаке. Его затея провалилась из-за дождя. Потом он купил театр и теперь занимается постановкой мюзиклов. Думаю, Вуди ему помогает. Постановки так себе, но все-таки это шоу-бизнес. Марк стал знаменитым. В журнале «Пипл» ему посвятили целую статью. «Иппи становится яппи. Радикал шестидесятых покончил со своими фокусами и ставит всеми признанные мюзиклы в местном театре». Я не поверила своим глазам.

— Ничего себе! А ведь в свое время эти иппи, члены Международной партии молодежи, принимали активное участие в кампаниях гражданского неповиновения и протестах против войны во Вьетнаме. Они были в рядах шестнадцатитысячной демонстрации в Чикаго в 1968 году во время национального съезда Демократической партии. Впрочем, деньги, думаю, кого хочешь свернут с пути истинного. Были иппи, стали яппи… Чем сидеть в тюрьме за свои убеждения, лучше стать яппи, то есть преуспевающим бизнесменом, и поплевывать на интересы других людей! Так что все путем…

— Меня бесит, что его называют радикалом шестидесятых, — возразила Робин. — Марк был всего лишь пешкой, играя роль радикала перед телевизионными камерами.

— Милая, уж не хочешь ли ты сказать, что мы всерьез пытались изменить мир? Мы были просто бесшабашными бездельниками. Все эти вопли насчет Вьетнама всего лишь вздрючивали нас. Мы бесновались, орали, а главное было — напиться, накуриться дури и поваляться с девчонкой. И куда все сейчас подевались? Думаю, остепенились, влились в истеблишмент…

— Но не все, — сказала Робин.

Стоило видеть, с каким гордым и непреклонным видом она это произнесла. Скип бросил взгляд на имена на белой стене. Ха! Марк, Вуди… Братья Рикс, оказывается, донесли на них.

— Слушай, чего я понять не могу, что именно братья Рикс знали о наших делах. Ровно ничего.

— Многое знали. Марк знал, что я встречалась с тобой в Лос-Анджелесе. Я видела его как раз перед своим отъездом.

— Ну, это еще не значит, что он на нас донес.

— Скип, я это чувствую, понял? Я знаю, что это сделал он.

Робин терпеть не могла, когда ей противоречили. Лицо у нее стало жестким, глаза злыми и холодными.

— Ладно, допустим, они на нас донесли, а теперь сидят на пятидесяти миллионах баксов. И вот ты смотришь на свою жалкую конуру и считаешь, что они у тебя в долгу. Я верно говорю?

— Это мы с тобой считаем, что они у нас в долгу, — уточнила Робин.

— Отлично. И сколько же они нам задолжали?

— Тут есть о чем подумать, — сказала Робин. — Как насчет семисот тысяч? По десять кусков за каждый месяц тюрьмы. По триста пятьдесят тысяч каждому.

— Я просидел дольше тебя.

— На несколько месяцев. Я откинула их для простоты расчета.

— Ладно, и как мы их добудем?

— Я попрошу деньги в долг, взаймы.

— Семьсот тысяч? Могу себе представить, что они тебе на это скажут.

— Сначала я им позвоню.

— А потом?

— А потом как-нибудь ночью их театр взлетит на воздух.