— Мэдж, милая, я так люблю тебя. Никогда больше не бросай меня.

Она наклонилась к нему, и он ощутил на губах ее горячие губы. Ее любовь укрывала и заслоняла его, и ростки счастья уже пробивались в той ледяной пустыне, где он так долго пребывал.

Вдруг, нетвердо рассмеявшись, Мэдж сказала:

— Эдвард, посмотри-ка, таракашка выполз посмотреть на нас. Ну разве он не прелестен? Я никогда не думала, что мне может так понравиться таракан!

Помолчав, она заговорила снова:

— Как удивительна жизнь! Вот мы сидим на полу в кухне, где еще пахнет газом, среди тараканов, и чувствуем себя на седьмом небе.

— Я мог бы остаться здесь навек, — прошептал он.

— Но лучше отправиться спать. Уже, наверное, четыре. И как, хотела бы я знать, мы объясним Люси разбитое стекло?

К счастью, подумала Мэдж, Люси необыкновенно легко объяснить что угодно.

Позаимствовав ее же собственный прием, Мэдж явилась в спальню Люси в шесть утра и изложила факты без всяких комментариев:

— Ночью Эдвард спустился вниз и сунул голову в газовую духовку. К счастью, я услышала, как он выходил, и пошла следом. Я выбила стекло, потому что не смогла быстро его открыть.

Люси — Мэдж не могла этого не признать — была великолепна. Она радостно улыбнулась без признаков удивления.

— Дорогая Мэдж, — сказала она. — Как вы всегда практичны! Я уверена, что вы всегда будете Эдварду величайшей опорой.

После ухода Мэдж Люси принялась размышлять. Потом она встала и пошла в спальню мужа, на сей раз оказавшуюся незапертой.

— Генри!

— Люси, милая! Еще петухи не пели!

— Кажется, нет. Но послушай, Генри, это действительно важно. Нам следует переоборудовать кухню в электрическую и избавиться от этих газовых плит.

— Почему, чем они нехороши?

— Хороши, но это такая штука, что наталкивает людей на всякие идеи, а не каждый так сообразителен, как наша славная Мэдж.

И, не снизойдя до дальнейших разъяснений, она выпорхнула из комнаты. Сэр Генри с ворчанием повернулся на другой бок и, уже погружаясь в сон, проснулся, вздрогнув.

— Мне это приснилось, — пробормотал он, — или действительно входила Люси и что-то говорила о кухне?

Идя по коридору, Люси подумала, что ранняя чашка чаю иногда очень приятна, и поставила чайник на маленькую газовую плиту в ванной. Упиваясь собственным трудолюбием, она легла в постель и блаженно растянулась, радуясь жизни и себе. Эдвард и Мэдж будут в Айнсвике, жюри присяжных — позади. Надо будет еще раз поговорить с Пуаро. Очаровательный человечек…

Вдруг новая идея вспыхнула в ее голове. Она села в кровати. «Интересно, — повторила она про себя, — а об этом она подумала?»

Она встала и направилась по коридору в комнату Генриетты, как всегда, начиная разговор задолго до того, как ее мог кто-либо услышать.

— …и мне вдруг пришло в голову, дорогая, что вы могли об этом забыть.

Генриетта сонно залепетала:

— Бога ради, Люси, еще птицы не пробудились.

— О, я знаю, дорогая, что сейчас несколько рановато, но ночь вообще была довольно беспокойной — Эдвард, духовка, Мэдж, кухонное окно, а еще надо обдумать, что я буду говорить господину Пуаро…

— Простите, Люси, но все, что вы сказали, звучит для меня полной тарабарщиной.