|
Все удивленно смеются… Это привлекает со всех сторон огромную толпу… На этот раз людей так много, что они заполнили всю улицу Терез до высоты четвертого этажа… Все продолжают карабкаться на эту гору живого мяса… От нее воняет навозом, и запах этот поднимается до самых звезд… По дороге домой осталось преодолеть еще четыре очень крепких решетки… Это пытаются сделать сразу сотни и тысячи, они толкают ворота… Пытаются пролезть туда… Ничего не по-лучается… прутья сгибаются, а потом резко выпрямляются и бьют нас по морде, как резино-вые… Какой-то призрак спрятал наш ключ!.. Он требует за него все или ничего!.. Его посылают подальше!.. «Пошли к черту!..» – отвечает он нам… Его снова зовут. Нас десять тысяч, и все да-вят на решетку… До улицы Гомбу доносится эхо сотен тысяч воплей… Произошла катастрофа… Это крики тех, кого давят на площади Гайон… Омнибусы безумствуют… хаос продолжается… «Клишни – Одеон» перемалывает остатки обезумевших… «Пантеон – Курсель» напирает сзади… Летят ты-сячи обрубков… Все это стекает на наши витрины. Рядом со мной стонет отец: «Ах, если бы у меня была труба!..» От отчаяния он готов рвать на себе волосы, он карабкается на Французский банк, добирается до часов… Вырывает минутную стрелку… И спускается с ней. Он держит ее на коленях… Это его забавляет… И утешает… Можно было бы и всем поразвлечься… но вот группа конных полицейских появляется на улице Меюль… «Мадлен – Бастилия» сталкивается с ними, опрокидывается и падает на решетку… Наконец-то она выломана! Омнибус воспламеня-ется, огромная машина горит и потрескивает… кондуктор стегает кнутом кучера… Вперед, впе-ред… Полицейские штурмуют улицу Мулэн, заполняют ее и проносятся как огненный смерч… Толпа рассасывается, рассыпается, разбиваясь о Комеди Франсез… Все объято пламенем… крыша отрывается, поднимается и, пылая, улетает в облака… Очаровательная актриса стара-тельно декламирует стихи… стихи очень возвышенные, она готовит их для сцены. Она так ста-рательно работает языком, что он начинает заплетаться… застревает у нее в горле… Она испус-кает жуткий крик… Пламя поглощает все… Больше ничего не видно, только огонь… Ужасная раскаленная палка стучит у меня в вис-ках, все смешивает… давит… Эта палка, как ложка, размешивает огненную похлебку внутри моего черепа… Она никогда больше не оставит меня… * * * Я очень долго не мог поправиться. Выздоровление затянулось на два месяца. Я был серь-езно болен… Под конец появилась сыпь… Часто приходил врач. Он советовал отправить меня в деревню… Легко сказать, но для этого нужны средства… При малейшей возможности мне ста-рались дать подышать воздухом. В конце января Бабушка Каролина собралась в Аньер, чтобы получить деньги со своих съемщиков. Мне предоставился случай выехать за город. Там у нее на улице, которая называлась «Веселой», в рабочем квартале было два небольших дома, из кирпича, крытые саманом. Это бы-ла ее собственность, ее хозяйство… Мы вдвоем отправились в путь. Я шел очень медленно. Еще долго после болезни я чув-ствовал слабость, у меня часто шла носом кровь, а кроме того, шелушилась кожа. Мы пошли к вокзалу… Проспект Федэрб… площадь Карно… У Мэрии повернули направо, потом пошли че-рез Народный сад. На площадке для игры в шары между решеткой и водопадом постоянно собиралось мно-жество впавших в детство возбужденных старичков, щуплых, кашляющих и хрипящих пенсио-неров-весельчаков… Каждый раз перед началом игры они осыпали друг друга градом насме-шек… Взрывы смеха… Я понимал все их шутки… и с каждым разом все лучше… Смешнее всего была их манера писать… они прятались за дерево… каждый по очереди… При этом остальные ужасно беспокоились… «Не потеряй его, Тото!. |
