Весь день Тони думала об их ссоре. Брэдли ушел из дома ужасно разозленный. Она была не только сердита, но и опечалена. Уборка дома, готовка и множество других до­машних забот занимали все ее время. Но она не могла не думать об их утреннем разговоре и о возможности, пусть и минимальной, что Брэдли говорил правду.

Ну вдруг Брэдли действительно был на семинаре, а по­том засиделся в баре с новыми знакомыми?

Возможно, Тони искала неприятности на пустом месте. Если муж не обманывал ее, то каково ему было объяснять­ся с ней, зная заранее, что она ему не поверит и предполо­жит худшее.

Существовала ничтожная вероятность того, что он все-таки был на семинаре, а потом пошел выпить пива. Чтобы не разрушать семью, она должна была верить в лучшее.

Поэтому после обеда Тони решила сделать приятный сюрприз, протянув своего рода оливковую ветвь. Она заказала столик в итальянском ресторане, где Брэдли хотел по­бывать. Они бы провели вечер вдвоем, вдали от дома и от детей, выпили бы бутылочку вина, а дома занялись бы лю­бовью. Тони надеялась заслужить прощение мужа и оста­вить неприятный эпизод в прошлом.

Но его не оказалось на рабочем месте. Он ушел без объ­яснений и не сказал, куда направляется. Все повторялось снова. Это было знакомое поведение, понятный сигнал, и происходящее оправдывало обыск в столе мужа.

Спустя несколько минут ее опасения полностью под­твердились. В самом нижнем ящике под бумагами она на­шла стопку порнографических снимков. Среди них были и расплывчатые, и очень четкие, некоторые из наиболее не­пристойных фотографий были явно сделаны фотографом-любителем.

Брэдли снова поддался своей пагубной страсти. Как и все рабы привычки, в периоды обострения он мог совер­шить необдуманный поступок, как, например, показать эти снимки коллеге или оскорбить действием несовершен­нолетнюю пациентку.

И одному господу известно, что еще он мог вытворить.

– Привет, Гэвин.

– Привет.

– Ты плавал в бассейне?

Не отрывая глаз от экрана, сын ответил:

– Нет, мне просто нравится сидеть в полотенце.

– Когда понесешь мокрое полотенце в сушилку, подни­ми плавки с пола.

Гэвин пробежался еще по нескольким каналам. Дин снова обратился к нему:

– Прими душ, а потом мы поедем ужинать.

– Я не голоден.

– Прими душ, а потом мы поедем ужинать, – повторил Дин чуть громче.

– А если я этого не сделаю, то ты снова меня ударишь, так?

Дин бросил на сына выразительный взгляд, давая по­нять, что его терпение на исходе. Гэвин выключил телеви­зор, бросил пульт на диван и вышел из комнаты. На пол­дороге он сдернул с себя полотенце, продемонстрировав отцу голую задницу. И Дин мысленно выставил ему высо­кую оценку за изобретательность и многозначительность жеста.

Не дожидаясь согласия Гэвина, Дин отвез его в рес­торан. Гэвин дулся, односложно отвечал на все вопросы отца, пытавшегося завести разговор.

Когда им принесли заказанные блюда, Дин спросил, поджарен ли бургер Гэвина так, как тот любит.

– Все отлично.

– Я виноват в том, что мы редко ужинаем дома, и прошу за это прощения.

– Мне плевать. Ты готовишь омерзительно. Дин улыбнулся:

– Не стану спорить. Думаю, что ты скучаешь без мами­ного соуса к спагетти и тушеного мяса в горшочках.

– Точно.

– Но тебе всегда больше нравились пицца и бургеры. Гэвин тут же занял оборону и мрачно поинтересовался:

– А что в этом такого?

– Ничего.