Подозрения полностью не рассеялись и до сих пор. Генералу нравился Алан Росс, этот необычайно спокойный молодой человек. Иногда, благодаря прекрасному орлиному носу, он выглядел сильным и мужественным, но безвольный рот тут же портил впечатление, указывая, что страстям, таящимся внутри, никогда не вырваться наружу. Балантайн понятия не имел, какие чувства питал Росс к Кристине.

С другой стороны, за это время он гораздо лучше узнал своего сына. Брэнди унаследовал красоту Огасты, но чуть смягченную. Он любил и умел посмеяться, и в этом Балантайн ему искренне завидовал. Чувствовалось, что он радуется жизни и ни от кого этого не скрывает.

При этом Брэнди проявил недюжинное мужество, чего от него никто не ожидал, настояв на женитьбе на Джемайме, гувернантке Реджи Сотерона, очаровательной девушке с хорошими манерами, прекрасно образованной, хотя до замужества по статусу она не так уж и отличалась от служанки.

В том, что они счастливы вместе, сомнений быть не могло, и они назвали дочь в честь матери Балантайна, чем безмерно его порадовали. Да, Брэнди сделал правильный выбор.

Обед состоял из семи блюд и, естественно, затянулся надолго. Огаста восседала у дальнего конца стола; Балантайн, номинально, — во главе. Окна задернули темно-зелеными бархатными портьерами, чтобы отсечь вечер и снег с дождем. Алан Росс сидел рядом с канделябром, свет которого золотил его волосы цвета льна. Как обычно, говорил он мало. Рядом с ним посадили Джемайму в светло-зеленом с белым платье, рисунок которого предполагал, что на ощупь материя будет напоминать лепестки цветов. При взгляде на нее у Балантайна возникали мысли о весне или о первых летних днях, особенно приятные, когда за окном стоял холодный январь. Впрочем, Джемайма всегда ассоциировалась у него с маргаритками и молодыми деревцами, покачивающимися на ветру. Она разговаривала с Огастой, а с другой стороны стола за ней с улыбкой наблюдал Брэнди.

Рядом с ним сидела Кристина в изумительно красивом платье цвета темного золота, со сверкающими в свете канделябров темными волосами. Балантайн видел, почему мужчины находили ее красавицей, хотя носику недоставало длины, брови разлетались, вместо того чтобы плавно изгибаться, а губы полнотой не соответствовали классическому канону. Как и Брэнди, она умела и любила посмеяться.

Одно блюдо унесли, подали следующее.

— Вы помните этого Питта? — спросил Брэнди, оторвавшись от тарелки. Они ели запеченного в духовке сига под соусом и с миндальными лепестками. Балантайну блюдо не нравилось.

— Нет, — холодно ответила Огаста. — Единственный Питт, которого я знаю, был премьер-министром Англии, и он ввел подоходный налог во время Наполеоновских войн.

Алан Росс спрятал улыбку, Джемайма наклонила голову, но изгиб ее шеи подсказал Балантайну, что она тоже улыбается.

— Полисмен, который всегда выглядел так, будто только что попал в бурю, — продолжил Брэнди, словно не замечая недовольства матери. — Три года тому назад. — Даже он не хотел упоминать убийства, расследование которых коснулось их самым непосредственным образом.

— С какой стати я должна помнить этого человека? — возмущенно воскликнула Огаста.

Брэнди пропустил мимо ушей лед в ее голосе… или предупреждение.

— Он из тех, кто запоминается…

— Ради бога! — прервала его Кристина. — Он же полицейский. Никто же не помнит слуг других людей!

Брэнди проигнорировал и сестру.

— Он ведет дело этого маньяка, убивающего в Девилз-акр, — продолжил он. — Вы это знали?

Лицо Огасты застыло, но, прежде чем она успела ответить, заговорила Кристина, резко повернувшись к брату:

— Я думаю, это неприлично, Брэнди, поднимать такую тему за столом. И я, если на то пошло, не вижу никакой необходимости это обсуждать! Буду очень тебе признательна, если во время еды мы будем говорить о чем-то приятном.