— Так мы собираемся обсуждать внешность горничных? — Ноздри Огасты затрепетали, словно она уловила неприятный запах.

Балантайн твердо решил вступиться за Шарлотту… или за ее память? Он не хотел, чтобы ее прилюдно оскорбляли.

— Мисс Эллисон не была горничной, — вставил он. — Более того, ее вообще нельзя причислять к слугам…

— Но она определенно не леди! — отрезала Кристина. — Я могу увидеть разницу, если Брэнди такое не по силам! Действительно, иной раз мне кажется, что мужчины теряют ясность мышления, когда видят что-то красивое в юбке.

— Кристина! — Голос Огасты щелкнул, как хлыст.

Балантайн никогда не видел, чтобы ее лицо до такой степени бледнело. Она так злилась, потому что дочь оскорбила его за столом в собственном доме? Или из-за Джемаймы, которая мало чем отличалась от служанки? Странное дело, генерал склонялся к тому, что причина в Джемайме.

Он повернулся к дочери.

— Среди прочего, Кристина, леди отличают хорошие манеры и умение никогда, даже случайно, не оскорблять других своей бестактностью.

Кристина застыла, как памятник, ее глаза сверкали, кровь отлила от лица, пальцы сжимали салфетку.

— Наоборот, папа, это слуги — и выскочки — никогда никого не оскорбляют, зная, что не могут себе такого позволить.

Ропот раздражения прошелестел над столом. Первым заговорил Алан Росс, положив вилку рядом с тарелкой. У него были красивые руки — сильные, без лишней плоти.

— Слуги никого не оскорбляют, потому что не решаются этого делать, дорогая моя. — Он говорил спокойно, не отрывая взгляда от жены. — У леди же попросту не должно возникать такого желания. В этом разница. Оскорбляют те, кто никому ничем не обязан, но не умеет владеть собой и не способен понять чувств другого человека.

— У тебя все аккуратно разложено по полочкам, так, Алан? — Эти слова Кристина произнесла с вызовом, даже оскорбительно, намекая на предвзятое к ней отношение.

Балантайн ощутил холодную волну неприязни и отодвинул тарелку. Алан Росс — человек достойный, с присущим ему чувством приличия. Он не заслуживал такого обращения со стороны жены. Красота — это еще не все. В женщине главное доброта, независимо от ее остроумия или красоты лица и тела. Кристине следовало бы это понять до того, как будет поздно и она окончательно отвратит от себя Алана. Пожалуй, он попросит Огасту поговорить с ней об этом. Кто-то должен предупредить ее…

Брэнди вырвал его из размышлений, напомнив, пожалуй, о самом неприятном:

— Один из тех, кого убили в Девилз-акр, — Макс Бертон, наш бывший лакей, правда? — И он по очереди оглядел всех.

Этим вопросом сын достиг, вероятно, желаемого результата: предыдущую тему разом закрыли. Руки Огасты застыли над тарелкой. Кристина выронила нож Алан Росс сидел, не шевелясь.

Лепесток с одного из цветков спланировал на стол, более белый, чем накрахмаленная скатерть.

Кристина шумно сглотнула.

— Послушай, Брэнди, откуда мы можем это знать? И, если на то пошло, какое нам до этого дело? Макс ушел от нас давным-давно, и все это совершенно отвратительно!

— Девилз-акр и его жители не имеют к нам ни малейшего отношения, — поддержала ее Огаста. — И я не желаю, чтобы за моим столом обсуждали творимые ими мерзости!

— Я не согласен, мама. — Категоричность Огасты не произвела на Брэнди впечатления. — Но если все отказываются говорить об этом…

— Как я понимаю, полгорода только об этом и говорит, — оборвала его Огаста. — Многих хлебом не корми, дай лишь посмаковать все подробности.