— Знаешь, с каждой новой встречей мне все больше нравится Алан Росс. Кристине очень повезло.

Она повернулась и холодно посмотрела на него.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Именно то, что и сказал: даже без всякой предубежденности можно обнаружить, что этот человек совсем не тот, каким ты его представлял. Алан гораздо лучше, чем показался мне при наших первых встречах.

— Я всегда ценила его очень высоко, — твердо ответила Огаста. — Неужели ты думаешь, что я позволила бы нашей дочери выйти замуж за не достойного ее человека?

Ее ответ на удивление больно уколол генерала, и он непроизвольно озвучил истинное положение дел:

— Сомневаюсь, что нам удалось бы найти для Кристины другого жениха.

Глаза Огасты стали такими же чужими, как глаза незнакомцев, с которыми он иной раз встречался взглядом на улице. Чувство удовлетворенности, которое он ощущал за обеденным столом среди стаканов с вином, рассеялось как дым.

— Выбор у нас был. И еще какой. Я свою работу знаю. Или ты полагаешь меня некомпетентной?

Такая мысль никогда не приходила ему в голову, с того самого дня, когда он впервые встретил Огасту на ее дебютном балу. Она все знала и умела — даже тогда. Не нервничала, не флиртовала и не хихикала, и, среди прочего, именно этим привлекла к себе его внимание. Как давно это было… Балантайн попытался вспомнить, что испытывал в тот момент: волнение, предвкушение… но не вышло. Кольнула душевная боль. Те достоинства Огасты, которые раньше радовали его, теперь пугали, как закрытая дверь.

— Это нелепо! — Ему приходилось защищаться, но в этом вопросе он твердо решил не сдавать позиций. — Я знаю Кристину не хуже твоего. — Чудовищная ложь. — У нее удивительно сильная воля. И даже ты, моя дорогая Огаста, можешь иной раз допускать промахи.

Огаста устала. Но и ее застывшего лица хватило, чтобы он замолчал. Она повернулась и продолжила подъем. Спина оставалась прямой, но каждая ступенька преодолевалась с трудом.

— Естественно, — наконец ответила она. — Так же, как и ты, Брэндон. Я хочу, чтобы за столом ты воздержался об обсуждения таких неприятных тем, как трущобы и их несчастные обитатели, особенно когда у нас гости. Это свидетельствует о плохих манерах и вызывает исключительно раздражение. Я ожидала, что ты поймешь это сам. Социальная совесть — это хорошо, но проявлять ее надо в подходящих для этого ситуациях и местах. А с учетом того, что этот скандальный лакей когда-то служил в нашем доме, я буду тебе признательна, если ты воздержишься от упоминания его имени. Я не хочу, чтобы наши слуги впали в истерику. Это может привести к тому, что половина из них напишет заявление об уходе, а тебе прекрасно известно, как трудно нынче с хорошими слугами! — Она добралась до лестничной площадки и повернула к своей спальне. — Спокойной ночи, Брэндон.

Ему не оставалось ничего другого, как пожелать доброй ночи жене и пойти к себе. Комната показалась незнакомой, хотя и мебель, и книги, и сувениры многие годы стояли на своих местах.

Наутро в коридоре Балантайна встретил Страйд, бледный как смерть. Руки он сцепил на животе, хотя обычно они висели по бокам. Ни одной женщины Балантайн не видел и на мгновение даже подумал, что Огаста права: все взяли расчет и разбежались под покровом ночи, боясь находиться под той самой крышей, где когда-то жил Макс, словно его призрак мог прийти за ними и утащить в бордель.

Страйд ждал, его глаза переполняла тоска.

— Что теперь? — спросил Балантайн. — Что случилось?

— Газеты, сэр…

Всего-то! Балантайн ощутил безмерное облегчение.

— Господи, значит, их принесут позже. А если не принесут через час, пошли за ними кого-нибудь.