Томас оглядел комнату. Все дорогое, по большей части экзотическое: лакированные японские столы, инкрустированное черное дерево, резьба по камню, французские акварели на стенах. Эстли хватало и вкуса, и денег, чтобы окружать себя красотой, и своим выбором они демонстрировали широту взглядов.

Вошел седовласый дворецкий: лицо серьезное, в руках серебряный подсос с бренди и стаканами из французского хрусталя.

— Фредерик прав, сэр, и сэр Бертрам погиб в результате несчастного случая?

Лгать не имело смысла. Именно дворецкому предстояло держать слуг в узде и следить за тем, чтобы в первые часы и дни после трагедии в доме поддерживался привычный порядок.

— Сожалею, но речь не о несчастном случае. Сэра Бертрама убили.

— Ох! — Ходж так резко поставил поднос на столик, что стаканы звякнули. — Ох!

И больше не произнес ни слова, пока вновь не открылась дверь. На пороге появился молодой человек, в ночном наряде и халате. Волосы блестели после утреннего омовения, но он еще не побрился. Внешнее сходство с убитым сразу бросалось в глаза: тот же широкий лоб и красивый нос. Но лицо было живым: губы, готовые разойтись в улыбке, если б не страшная весть, и широко раскрытые голубые глаза.

Он закрыл дверь.

— Что такое?

Питт осознал, как ему повезло с Малленом и Валерией Пинчин. А здесь, похоже, его ждало тяжелое испытание.

— Я очень сожалею, сэр, — начал он ровным голосом, точно зная, что лучше сказать все сразу: это более милосердно, чем по крохам делиться жуткими подробностями. — Должен сообщить вам, что этой ночью мы обнаружили тело вашего брата, сэра Бертрама. В Девилз-акр. Боюсь, его убили — в той же манере, что и доктора Губерта Пинчина, хотя тело изуродовано не в такой степени… — Он замолчал. А что еще мог сказать? Потом повторил: — Очень сожалею, сэр.

Бью Эстли несколько секунд стоял, не шевелясь. Потом расправил плечи и подошел к столу. Ходж предложил ему бренди, но молодой человек отмахнулся.

— В Девилз-акр?

Лучше спрашивать сразу, пока действует онемение от шока, — или позже, когда анестезия заканчивается и начинает саднить открывшаяся рана? В любом случае этот вопрос Питт не мог не задать.

— Вы знаете, что сэр Бертрам мог делать в том районе?

Бью Эстли посмотрел на него. Потом взял стакан с бренди, наполненный Ходжем, и осушил двумя глотками. Налил себе еще — и тут же выпил.

— Полагаю, лгать нет смысла, инспектор. Берти иногда играл в карты — не так, чтобы по большим ставкам, и я не думаю, что проигрывал. Более того, я полагаю, он постоянно выигрывал. Обычно ходил в тот или другой клуб для джентльменов. Но иной раз ему нравилось заглянуть в лачужные районы, вроде Уайтчепела или Девилз-акр. Понятия не имею почему. Отвратительные места! — Он помолчал, словно в надежде, что это невероятное известие еще может оказаться ошибкой.

Питт удивился: в состоянии шока Бью Эстли настолько переменился, что его даже не возмущало пребывание полицейского в утренней гостиной его дома, не говоря уже о вопросах, касающихся ближайших родственников. В голосе Бью не слышалось пренебрежения.

— Вчера вечером сэр Бертрам поехал играть в карты?

Бью протянул руку к стулу, и Ходж тут же подвинул его. Бью сел. Дворецкий почтительно отступил на шаг.

— Нет. — Бью обхватил голову руками, уставился в стол. — Нет. Он поехал к Мей. Его пригласили на обед.

— Мей?

— Ох, разумеется, вы же не знаете.