Монк вышел на жаркое солнце полностью измотанным – и физически, и духовно. Он столь углубился в переживания, что едва замечал шум и жару… И прохожих, глазевших на него с тротуара Гастингс-стрит.

Глава 3

Калландра Дэвьет была глубоко тронута услышанной от своего друга повестью о Джулии Пенроуз и ее сестре. Однако она ничем не могла помочь им, да и не принадлежала к той породе женщин, что расходуют свое время и эмоции вхолостую. У нее было так много дел, и самое главное из них – работа в госпитале, о которой она рассказывала Монку несколько недель назад.

Леди Калландру приняли в Совет попечителей, и теперь она исполняла эту, в общем-то, достаточно пассивную роль. Доктора и кастелянши должны были с большей или меньшей вежливостью выслушивать ее советы, имея полное право тут же забыть о них. Еще Калландра должна была читать нравоучения сестрам и призывать их к трезвости – занятие это она презирала и находила бесполезным. Но дел все равно оставалось немало, начиная с предложенных Флоренс Найтингейл реформ, которые всей душой поддерживала и Эстер. Дома, в Англии, свет и воздух в госпитальных палатах считались совершенно ненужными, если даже не вредоносными. Почтенные медицинские заведения придерживались консервативных воззрений, ревностно ценили свои познания и привилегии и скептически относились к новациям. Женщинам здесь предоставлялась лишь грубая и тяжелая работа. Изредка находилась административная должность – например, сестры-хозяйки, – прочим же представительницам слабого пола оставалось заниматься благотворительностью, как делала сама миссис Дэвьет и другие светские дамы, которые присматривали за нравами в обществе и, пользуясь своими связями, добивались пожертвований.

Калландра выехала из дома, велев кучеру побыстрее доставить ее на Грейс-Инн-роуд, что лишь отчасти объяснялось ее реформистскими планами. Она еще не признавалась в этом ни Монку, ни даже себе самой, что на самом деле стремилась увидеть там доктора Кристиана Бека.

Всякий раз, когда она думала о госпитале, перед ее умственным взором появлялось лицо этого врача, а уши ее слышали его голос.

Леди решила переключить свое внимание на мирские дела. Сегодня ее ждала встреча с сестрой-хозяйкой, миссис Флаэрти, женщиной невысокой и вспыльчивой, весьма легко обижавшейся и ничего не прощавшей… хуже того – совершенно ничего не забывавшей. Она образцово приглядывала за своими палатами, настолько застращав сиделок, что те постоянно пребывали в трезвом усердии, и с безграничным терпением обращалась с больными. Но при этом миссис Флаэрти была непреклонна в своих верованиях, во всем полагаясь на врачей, которые правили в госпитале, а потому наотрез отказывалась выслушивать новомодные идеи и тех, кто их декларировал. Даже в имени Флоренс Найтингейл она не слышала никакой магии.

Выйдя из экипажа, Калландра сказала кучеру, когда будет уезжать, а потом поднялась по ступенькам и вошла через широкие парадные двери в облицованное камнем фойе. Женщина средних лет торопилась пройти через него с ведерком грязной воды в одной руке и шваброй в другой. Ее жидкие волосы были откинуты с бледного лица и стянуты в узел на затылке. Задев на ходу ведерко коленом, она выплеснула воду на пол. На миссис Дэвьет она не глядела, словно той здесь и не было. Прошел хирург-практикант: алые пятна артериальной крови на его куртке со стоячим воротником и поношенных брюках немо свидетельствовали о работе в анатомическом театре. Он кивнул Калландре и проследовал дальше.

Пахло угольной пылью, жаром тел, сжигаемых лихорадками и болезнями, грязной одеждой, помоями и выделениями человеческих тел… Надо бы зайти к старшей сестре, обсудить дисциплину. Пора вновь прочитать им лекцию. Потом следует зайти к кастелянше, поговорить о фондах и передать ей из рук в руки известные суммы на конкретные благотворительные мероприятия.