И вот, когда почти все уже было сделано, они получили последнее задание – по кварцевой жиле пробить вручную небольшую рассечку длинной 3-4 метра. После пятой отпалки они увидели в забое золото, очень много золота... Крупные, с кулак, самородки сидели в кварцевой жиле, рассекавшей забой от почвы до кровли.
В этой части Фединого повествования мата стало особенно много. Глаза его округлились, руками он в возбуждении стучал по столу, захлебывался словами. Сергей протянул ему свою кружку с остатками пива. Стуча зубами, разливая пиво по подбородку и черной от грязи рубашке, Федя выпил и жалобно посмотрел на мою, почти полную, кружку. Я кивнул, и он выпил и ее, к моему удовлетворению не разлив уже ни капли.
– Ну, а дальше? – спросил Кивелиди, стараясь казаться равнодушным.
– Когда мы распихали по рюкзакам куски породы, в которых желтяка побольше было, в рассечку нарисовался Васька-геолог. Деловой такой... Сразу перо достал и начал желтяки царапать. Нож царапал их как свинец. “Золото, факт, – сказал Васька, – а в Душанбе – резня. Русских режут. Все наши семейные уже смылись. Я зашел по пути, вас предупредить”. Он хотел сказать “пока”, но не успел – я ударил его по тыкве булыжником. В нем тоже было золото!
И Федя взорвался диким хохотом, слюни его брызнули нам в лица.
– Какого хрена ты все это рассказываешь? Не с кем больше язык почесать? – брезгливо отираясь кулаком, резко спросил Сергей. – Почему ждал столько лет?
– Кончай икру метать, слушай дальше. Потом я для верности замочил и напарника своего, взял, сколько смог булыжников с желтизной, рванул капитально хавало штольни, и в Душанбе отчалил.
Потопал через Зидды. Там мне местные таджики сказали: “Не ходи дальше – убьют”. Но я пошлепал, хоть и щекотно было. На попутке догреб до Варзoба и чуть ниже, на двадцатом километре, когда водила побрызгать вышел, меня, русака, засекли в кузове и с дрынами кинулись. Им, потом я узнал, их муллы сказали, что Аллах им шифровку послал типа “Гасите русских!”
Я прямо сверху, из кузова, сиганул в обрыв и брызнул в речку. Река там, братаны, стремная – волны с пивной ларек, камни и водовороты, а я – с мешком! Он мне козу заделал, уволок на дно, там я пару раз долбанулся о булыганы, захлебнулся почти... Все, думаю, хана, песец котенку! До смертинки – три пердинки. Бросил рюкзак, сам, в пень достатый, выплыл аж у Варзобского озера. Там опять ко мне пацанва бросилась с палками и кирпичами! Короче, я, как последнее говно, плыл по реке аж до самого города. Сплошной геморрой! Не поверите, братаны, плакал, как сука, бля буду, воды в реке прибавилось. И все мой рюкзак в воде глючил.
– Килограммов двадцать было? – спросил Сергей и, улыбнувшись, добавил: – Там, ниже по реке уже, наверное, россыпь образовалась. Можно золотой песочек мыть... Ну а почему раньше туда не пошел? За золотишком-то?
– Да в этот же день меня повязали, – сказал Федя, опустив глаза. – А что делать, командир? На безрыбье и раком станешь. Голый вассер в карманах, не до менжовки, в душе – как кошка нассала, натырился взять пустую хату на улице Федина, не знал, что самооборона у них, русаков образовалась везде, особенно в микрорайонах.
Но, как говориться, зашел не в свою квартиру. Из самопала получил гвоздями в жопу, потом измолотили сапогами и сдали ментам. Тянул три года за мародерство. На зоне трепанись кому – пропадешь и без копья останешься, потому как шестерка... А освободился когда, одному фраеру пургу спорол, верный кореш был, но скурвился он, пером мне в бок заехал... Пришлось замочить. Отверткой в бурчалку, га-га-га! А баба его, полюбовница моя старая, заложила. На воле полгода всего. Ходил, вот, присматривался. |