– Ты еще поживешь, но больно и недолго. Приближаться к краю колодца Горелов опасался, понимая, что в любой момент может громыхнуть выстрел и картечь разворотит голову.

– Дуплетом бил, а он живехонек.

Валентин сообразил, что не слышал, как мучитель перезаряжал двустволку, и рванулся к краю. Громыхнул второй выстрел.

– Шутка, – сказал Вырезубов, – стрелял-то я из одного ствола. А вот в следующий раз пальну в тебя из двух.

– Не надо из ружья, прошлый раз я о картечину чуть зуб не сломал, – сказал Григорий, – лучше мы Тушкана ножиками заколем. Так оно приятнее, да и кровь из тела вытечет.

Горелов быстро передвигался по узкому коридору. Он видел лабиринт, движение воздуха подсказывало, где-то должен быть проход.

«К воле он ведет или в следующий каменный мешок? Какая разница, главное, хоть на время оторваться от преследователей, найти хоть что-нибудь, чем можно защититься, чем можно поразить врага.»

Но, кроме шершавого бетона и мощных железных скоб, торчащих из стен, на глаза и под руки ничего не попадалось.

– Сволочи! Мерзавцы! – хрипел Горелов, судорожно хватая воздух. – Ну же!

Он смотрел под ноги, шарил по липким бетонным стенам руками, пытаясь отыскать и вырвать намертво вмурованные в них скобы. Все усилия были тщетными, а старания оказались напрасными.

И тут Валентин увидел одного из братьев. Тот возник метрах в пятнадцати от него впереди по коридору. Как Илья Вырезубов оказался там, Горелов понять не мог. Естественно, братья лабиринты знали как свои пять пальцев, могли двигаться там в кромешной тьме. В руках Ильи была двустволка, на голове – прибор ночного видения.

Горелов прыгнул за угол, и в это время грохнул выстрел – из двух стволов сразу. Картечь ударила в стены, расплющиваясь о бетон. И тогда Валентин, не теряя времени, выскочил из укрытия и побежал к Илье. Он бежал, низко пригнув голову. Илья Вырезубов лихорадочно перезаряжал обрез, проклиная себя за несдержанность: ну что ему стоило выстрелить из одного ствола, а не из двух сразу! Он лишь успел вставить патроны, но не успел поднять стволы.

Валентин налетел на него, сбив с ног, навалился и принялся душить. Отчаяние сделало его силачом, он был помельче Ильи, но желание жить было настолько мощным, что пальцы, как тиски, сомкнулись вокруг сильной толстой шеи. Горелов не чувствовал боли, хотя Вырезубов изо всех сил давил ему большими пальцами на глаза. Прибор ночного видения уже валялся на полу, а по коридору, светя вдаль фонариком, бежал Григорий.

– Эй, Илюха, – кричал он, – держись! Тонкий луч света выхватывал из темноты то спину Валентина, то рифленые подошвы шнурованных ботинок Ильи. В руках Григория был тот самый массивный нож, которым он разрезал веревку на ногах у Горелова.

Илья уже хрипел, задыхаясь. Его руки ослабевали, а ноги беспомощно дергались. Если бы Григорий опоздал хотя бы на четверть минуты, то Валентин задушил бы Илью окончательно. Но брат подоспел на помощь вовремя. Занеся нож двумя руками, он с силой опустил лезвие. Острие вошло в спину Горелову, хрустнули позвонки, и Валентин, издав протяжный стон, разжал пальцы и завалился на бок.

Илья медленно приходил в себя. Сел, уставился на неподвижно лежавшего Валентина. Луч фонаря бил в мертвое лицо, глаза быстро стекленели. Григорий опустил руку к фонарю, посмотрел на часы.

– Десяти минут ему до часа не хватило.

– Козел! – отозвался брат, зло пнув ногой мертвое тело.

Григорий наклонился, попытался вырвать нож из спины Горелова, но тот плотно застрял между позвонков. Пришлось упереться ногой и несколько раз качнуть рукоятку. Лезвие ножа с хрустом выскочило из спины. Братья стояли возле мертвого Валентина и молчали. Так стоят охотники возле трофея, переживая величие момента.