Я оставила машину рядом с полудюжиной других на крохотной стоянке, слева примыкавшей к дому, и двинулась по мощенной плитками дорожке, по обеим сторонам которой тянулись ряды металлических садовых стульев. Когда я открыла входную дверь, раздался звон колокольчика. Внутри пахло лаком для мебели, «Пайн-Сол» и кипящей на огне бараниной.

Ирландское рагу – тушеная баранина с луком и картофелем – пожалуй, мое самое любимое блюдо. Как обычно, его запах напомнил о бабушке. Второй раз за эти два дня? Не иначе как старушка смотрит с небес.

Минуту спустя в вестибюле появилась женщина. Средних лет, около пяти футов ростом, ни капли макияжа, густые светлые волосы уложены на макушке нелепым валиком, похожим на сардельку. Длинная джинсовая юбка и красная футболка с надписью на груди «Славьте Господа».

Прежде чем я успела сказать хоть слово, дама заключила меня в объятия. От неожиданности я так и застыла, неловко согнувшись и растопырив руки, чтобы случайно не ударить ее углом дорожного чемодана или ноутбука.

Вечность спустя хозяйка наконец отстранилась и, отступив на шаг, вперила в меня напряженный взгляд теннисиста, получающего подачу на Уимблдоне.

– Доктор Бреннан!

– Темпе.

– То, что вы делаете для бедных погибших детишек, – работа, угодная Господу.

Я кивнула.

– Дорога в очах Господних смерть святых Его! Так говорит Он нам в Книге псалмов.

Бог ты мой.

– Меня зовут Руби Маккриди, и я почту за честь принять вас под кровом «Дома на горе». И стану заботиться обо всех, не делая никаких различий.

Интересно, кого еще разместили в этом пансионе? Впрочем, спрашивать об этом я не стала. Все равно узнаю, и довольно скоро.

– Спасибо, Руби.

– Позвольте, я понесу. – Она протянула руку к моему чемодану. – Провожу вас в номер.

Вслед за хозяйкой пансиона я прошла через гостиную и столовую, поднялась по резной деревянной лестнице и двинулась по коридору мимо множества закрытых дверей. На всех без исключения красовались небольшие, раскрашенные вручную таблички. В дальнем конце коридора мы круто свернули и остановились перед одной-единственной дверью. Надпись на табличке гласила: «Магнолия».

– Вы – единственная среди жильцов дама, поэтому я поселила вас в «Магнолии».

Мы были одни, но Руби понизила голос до шепота.

– Во всем пансионе только один – этот – номер с отдельным ватерклозетом, – продолжала она тоном заговорщицы. – Думаю, вы не будете против уединения.

Ватерклозетом? Боже мой, неужели кто-то в мире еще называет уборную «ватерклозетом»?

Руби вслед за мной вошла в номер, положила мой чемодан на кровать и принялась взбивать подушки и опускать шторы – точь-в-точь как коридорный в отеле «Риц».

Узоры на обоях и покрывале наглядно объясняли, откуда взялось название номера. Окно было изысканно задрапировано занавесками, столики накрыты скатертями, все углы в комнате обильно изукрашены оборками. Кровать и кресло-качалка из кленового дерева были завалены грудами подушек, а внутренности застекленного шкафчика заполняло бесчисленное количество статуэток. Сверху на шкафчике стояли керамические фигурки Сиротки Энни и ее собаки Сэнди, Ширли Темпл в костюме Хейди и овчарки колли – видимо, знаменитой Лесси.

Мой идеальный домашний интерьер куда проще. Хотя меня никогда не привлекала функциональная нагота стиля модерн, для счастья мне вполне достаточно мебели в духе «Шейкер» или «Хепплуайт». Изобилие барахла и безделушек меня бесит.

– Как здесь мило, – проговорила я вслух.