– Как здесь мило, – проговорила я вслух.

– Теперь оставлю вас одну. Ужин в шесть, так что вы его пропустили, но у меня греется на огне рагу. Хотите тарелочку?

– Нет, спасибо. Я собираюсь лечь спать.

– Вы хоть ели?

– Я не очень голод…

– Вот гляжу я на вас – тощая, словно похлебка в приюте для бездомных. Нельзя вам ложиться в постель с пустым желудком.

И почему это сегодня всех так беспокоит мое питание?

– Принесу поднос в комнату.

– Спасибо, Руби.

– Не нужно меня благодарить. И последнее. У нас тут, в «Доме на горе», замков нет, так что уходите и приходите когда пожелаете.

Хоть я и приняла душ на месте крушения, но сейчас, разобрав скудные пожитки, наполнила ванну и долго отмокала в горячей воде. Подобно жертвам насилия, те, кому довелось иметь дело с массовой гибелью людей, после работы зачастую много и ожесточенно отмываются, мучимые неотвязной потребностью очистить душу и тело.

Выйдя из ванной, я обнаружила поднос с порцией рагу, серым хлебом и кружкой молока. В тот самый момент, когда я насадила на вилку ломтик брюквы, зазвонил мобильник. Испугавшись, что сработает голосовая почта, я одним прыжком метнулась к сумке, вывалила ее содержимое на кровать и принялась рыться в груде вещей: спрей для волос, бумажник, паспорт, ежедневник, солнечные очки, ключи, косметика. Наконец нашла телефон и нажала на кнопку ответа, горячо молясь про себя, чтобы это оказалась Кэти.

Молитва была услышана. Голос дочери вызвал в душе такую бурю чувств, что мне стоило немалых усилий сдержать дрожь в голосе.

Кэти так и не сказала прямо, где находится, но, судя по голосу, она была в добром здравии и прекрасном настроении. Я сообщила ей адрес «Дома на горе». Дочь сказала, что сейчас проводит время с другом и вернется в Шарлотт в воскресенье вечером. Что это за друг, Кэти не уточнила, а я не стала расспрашивать.

Мыло и горячая вода плюс долгожданный звонок дочери подействовали так, как было нужно. Охваченная безмерным облегчением, я внезапно ощутила зверский голод. Мгновенно прикончив рагу, которое принесла Руби, я завела дорожный будильник и рухнула в постель.

Может быть, этот «ситцевый» дом окажется не таким уж плохим.

Наутро я проснулась в шесть, надела чистые штаны хаки, почистила зубы, слегка подрумянилась и подобрала волосы под кепи с логотипом «Шарлотт хорнетс». Вполне прилично. Спустилась вниз, собираясь расспросить Руби о том, как здесь решается вопрос со стиркой.

В столовой на скамье за длинным сосновым столом сидел Эндрю Райан. Я заняла место напротив, ответила Руби на бодрое восклицание: «Доброе утро!» – и подождала, пока она не налила кофе.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила я, едва за женщиной захлопнулась дверь кухни.

– Других слов я от тебя уже и не дождусь?

Я выразительно промолчала, ожидая ответа.

– Это место мне рекомендовала шериф Кроу.

– Другого не нашлось?

– Здесь довольно мило, – заметил Райан, взмахом руки обводя комнату. – Можно сказать, все дышит любовью.

Он поднял кружку с кофе, жестом указав на надпись над нашими головами: «Иисус есть любовь». Фраза эта была выжжена на сучковатой сосновой панели и для пущей сохранности покрыта лаком.

– Откуда ты узнал, что я буду здесь?

– Цинизм вызывает преждевременное старение.

– Чепуха. Так кто тебе сказал?

– Кроу.

– Чем тебе не угодила «Комфорт инн»?

– Там нет мест.

– Кто еще здесь поселился?

– Наверху – пара ребят из НКБТ и специальный агент ФБР.