Но теперь…

– Так что у тебя за большая новость? – спросила она, отклоняясь так, что, прижавшись живот к животу, он мог полностью, ясно видеть ее лицо.

Он прокашлялся, вдруг смутившись.

– Мы подходящая пара, – сказал он.

– Я подходящая. А ты сухое дерево. Ты хочешь встречаться?

– Нет, я серьезно. Я имею в виду, мы… э… мы генетически совместимы.

– Эл, ты потрясен.

– Э… да, думаю да.

Ее брови поднялись.

– Ты хочешь сказать, ты проверил наши генетические данные? Чтобы посмотреть, можем ли мы иметь детишек на сертификат Корпуса?

– Да.

– О. Хм. Могу я спросить, почему?

– Ну, потому что… ну, я думал… послушай, я не пытаюсь давить на тебя, Лиз. Я знаю, все может измениться, знаю, ты можешь не хотеть меня потом, когда мы закончим учебу. Мы оба достаточно скоро станем интернами. Но я люблю тебя, Элизабет Монтойя, и теперь мы знаем…

– При чем же тут генетика? Альфред Бестер, я тоже люблю тебя. И ты, черт возьми, хорошо знаешь, что я собираюсь остаться с тобой, когда мы закончим обучение. Но будь я проклята, если я нуждаюсь в разрешении Корпуса завести с тобой детишек, если я этого хочу.

– Я… Лиз, я понимаю твои чувства на этот счет, но мы должны быть реалистами, верно? И, все-таки, это же замечательно! Теперь они никак не смогут возражать.

Казалось, она собирается продолжать спор, но затем ее лицо прояснилось, она пожала плечами и снова его поцеловала. Она отступила, в глазах заплясали кометы.

– Ты ведь впрямь любишь меня, не так ли? Ты бы не стал проверять, если б не любил. Прости, Эл. Я чувствую с тобой такую близость, что иногда забываю, что мы выросли в таких разных мирах. Это для тебя что-то значит.

Он торжественно кивнул. Она взъерошила ему волосы и затем поцеловала еще раз, медленным, томным поцелуем, сказавшим больше, чем слова.

Таково было, он изучил, свойство поцелуя. Сама по себе вещь незначительная; плоть соприкасается, какая-то всегда нежданная щекотка. Но когда он и Лиз целовались, это было изъявление, попытка передать непередаваемое. Показать – через одно прикосновение, так или иначе модулируя орфографию губ, щек, языка, подбородка – то, что лежит на сердце. Впервые он пожалел – истинно, глубоко пожалел – простецов, которые никогда не смогут узнать, каким мощным и глубоким может быть поцелуй, много большим, нежели просто любовной игрой.

Неудивительно, что они были неполноценными. Они были такими, каким был он – без Лиз. Незаконченные, недоделанные, злые из-за того, что они понимали, что лишены чего-то важного, имеющегося у других – но никогда не способные познать это сами.

– Пойдем куда-нибудь, – сказала она, когда они оставили друг друга. – Отпразднуем.

Но он ощутил, в поцелуе. Он больше не мог притворяться, что это его воображение. Что-то уже пошло не так.

Год назад этого для него было бы достаточно. Он бы отсек свою утрату, как поступил с Первым Звеном, с Беем, с Эмори и остальными. Но он не мог больше представить жизнь без Лиз Монтойя. Он не видел будущего без ее глаз, ее улыбки, ее души рядом со своей.

Она скрыла это ради него. Но их генетическая совместимость беспокоила ее, и беспокоила что-то еще в ней, то, что он пытался игнорировать. Однако на сей раз, он не мог отступить. Он должен узнать, что встало между ними. Потому что он не сомневался в ее любви. Он ощущал ее привязанность как неподвижную звезду, ведь ощущал? Или он превратился в круглого дурака?

– Уже празднуем, – тихо сказал он.

Он взял ее за руку, сидя за столом напротив и рассматривал ее в свете свечей.

– Я думал, ты будешь счастлива узнать эту новость.