– О, я проверял ваше досье, м-р Бестер, незачем беспокоиться на сей счет. И, конечно, ваша репутация вас обгоняет. При вашей молодости вы уже создали себе имя. Вам сколько? Тридцать?

– Тридцать три, сэр.

Раманаша взглянул на дисплей у себя на столе.

– Интернатура Оливии Вонг, где вы показали выдающуюся храбрость под огнем. Первая командировка в санкт-петербургское отделение – вы стали лейтенантом меньше четырех лет назад. Я даже не стану тратить время на список произведенных вами арестов, – он помедлил. – Есть кое-какие замечания. Несколько инцидентов в отношении гражданских.

– Всего две официальных жалобы, и в обоих случаях люди были, в конце концов, признаны виновными в пособничестве и подстрекательстве, так что, конечно, они дрались и кричали.

– Понимаю, м-р Бестер. Большая часть тревожных комментариев – от ваших начальников, в частности Жоффрея де Ври, который вывел вас из своего подчинения. Похоже, вы его нервировали.

– Командир де Ври хороший человек, сэр.

– Разумеется. Но, возможно, немного робок?

– Я бы не сказал.

– Уф. М-р Бестер, если я пошлю вас на Марс, то именно я получу нагоняй за любой инцидент там. Я не робок, и, чтобы быть совсем искренним, я мало симпатизирую простецам, препятствующим расследованиям Пси-Корпуса. С другой стороны, Корпус сам по себе получил кое-какие политические нагоняи за последние годы, так что ради нашего общего блага, необходим определенный… декор. Следите за мыслью?

– Да, сэр. Значит ли это…

"У меня есть другая информация, м-р Бестер, не записанная в вашем досье. Директор Джонстон – он вас недолюбливает. Знаете, почему?"

"Не совсем, сэр. Что-то в связи с заинтересованностью во мне его предшественника".

"Нда, вы у нас в некотором роде сорвиголова, м-р Бестер, но я давно не видел более одаренного молодого офицера. И, как вы говорите, логично дать эту работу вам. Я перевожу вас в мое отделение немедленно. Директору это не понравится, но это уже не ваша забота. Я командирую вас на Марс так скоро, как это будет сделано. Одевайтесь теплее, м-р Бестер. Я слышал, на Марсе холодновато".

– Святая матерь Божья, – выдавил Эрик Андерсен, закрывая глаза. Корпус шаттла начал гудеть каким-то недобрым тоном, а далекий ржавый контур планеты выравнивался с неприятной быстротой.

– Тебя это совершенно не беспокоит, Эл?

– Не само падение тревожит меня, – ответил Эл, – но то, что оно очень быстро закончится.

Но Эл должен был признать, что на самом деле не совсем спокоен. Он никогда не боялся полетов, но тогда его ни разу не бросали как камень через сотни миль. За последние несколько дней он наблюдал, как Марс превращается из мраморного шарика в бейсбольный, потом в баскетбольный мяч, но он все время был снаружи.

Теперь же он был внизу, в полном смысле слова. Он вспомнил давний урок учителя Робертса о животном происхождении человеческих чувств. Он как раз сейчас мог оценить этого предка-древолаза в себе – это было плохо, плохо, плохо находиться на такой высоте без единой ветки, чтобы ухватиться.

Нет, это был не полет, это было падение.

Стало еще хуже, конечно, когда они ударились о непредсказуемый нижний слой атмосферы, густой, влажный и – казалось – разозленный преобразованием климата. Как раз когда вы твердили себе, что вы в безопасности в чреве превосходной технологии – что такие приземления обыкновенны – ваши внутренности падают, инерция дергает вас в каком-то противоестественном направлении, и даже самый призрачный шанс на спасение кажется совершенно невозможным.

Он дышал равномерно и позволил Эрику стенать за них обоих.