Эл бессознательно искал PPG. Вдруг он оказался здесь, в его левой руке, протянутой вперед. Его рука сжалась, и лицо Уолтерса стало ярко-зеленым, непонимающим.

"Замолчи".

Его рука сжалась снова, новая зеленая вспышка.

"Замолчи".

Мысленные картины стали распадаться, но недостаточно быстро. Он попытался выстрелить снова, но заряд кончился. Он пытался и пытался, давя на контакт, стараясь задушить лживые видения в своем мозгу.

"Фиона… Мэттью…" Уолтерс был еще тут, стягивая на нем образы сияющим плащом. Его глаза тоже были еще здесь, уходящие, полные ласкового укора. Он стоял у ворот, створки которых как раз начали открываться. "Тебе не уничтожить правду".

И он ушел, и образы, наконец, рассеялись. Тысячи изображений его родителей, танцующих, сражающихся, держащих его…

"Нет!" Он зажал все это в кулаке и давил, пока оно не ушло прочь.

Следующим, что он осознал, был Эрик, стоящий возле него на коленях.

– Эл? Эл? Ну же, отпусти, он мертв, – Эрик пытался вырвать PPG из его руки. Он, кажется, не понимал, что Эл не мог отпустить. Не мог.

Глава 4

Наташа Александер была и старше, и поразительнее, чем представлял себе Эл. Ее волосы – того сорта седины, который говорил, что некогда она была рыжей или блондинкой – едва закрывая уши, обрамляли властное, красивое лицо. Ее черная униформа – без знаков различия, за исключением обычного значка Пси-Корпуса – облегала худое, изящное тело.

– М-р Бестер. Вы хорошо себя чувствуете, я надеюсь.

– Не стану лгать, м-с Александер – мне определенно бывало лучше.

– Если это вас утешит, уверена, настанет день, когда вы будете чувствовать себя хуже, – сказала она с кривой усмешкой.

– Боюсь, это меня не утешит, – признался он. Эл попытался сесть, не вышло, и он ограничился тем, что приподнялся в кровати на несколько дюймов. – Но еще меньше утешает, что мне не говорят, когда выпустят отсюда. Полагаю, и вам ничего не сказали?

– Только то, что лечение ваших физических травм займет несколько недель. Но вас, похоже, продержат дольше, я думаю.

– Не понимаю.

– Вы были плохи, когда мы нашли вас. Невменяемы, фактически.

– Мне так и говорят.

– И, я так понимаю, вы не расположены были рассказывать докторам, что именно произошло во время вашей встречи с Уолтерсом.

– М-с Александер, это потому что я не помню, – солгал он.

Она слегка кивнула.

– Как рука?

Он поднял сведенные пальцы.

– Не болит, но я не могу… – он поглядел на бездействующие фаланги, затем пожал плечами. Что он покалечен, было очевидно.

– Известно ли вам, – спросила Александер, продолжая беседу, – что они не могут найти физической причины вашего паралича?

– Это не так уж необычно, правда? – спросил Эл. – Поражение нервов может быть трудноразличимым, говорили мне. Даже необнаружимым.

Александер вздохнула.

– М-р Бестер, вы, без сомнения, один из лучших молодых офицеров в Корпусе. Ваше досье подтверждает это, и я видела вас в деле. Ваши действия были образцовыми, и я выношу вам благодарность в приказе. Но Уолтерс вам что-то сделал, а вы не говорите, что. Это… не в вашу пользу.

– Мэм, я же сказал…

– Да, м-р Бестер, я знаю, что вы сказали докторам, и я знаю, что вы сказали мне. К несчастью.

Представьте наше положение – отлично тренированный сильнейший П12, подвергшись в некотором роде ментальной атаке одного из самых отъявленных мятежников всех времен, отделывается некими легкими повреждениями и вообще ничего не может об этом вспомнить.