Ни с кем не вступая более в пустые пререкания, Воронков ушел во тьму, бегом обежал здание и ринулся на задворье. Пути бесплатного проникновения в комплекс Воронков прекрасно помнил еще со светлых времен своего босоногого детства, когда надо было без билета посмотреть соревнования борцов или боксеров. Он был твердо уверен, что ничего не изменилось — нет такого зрелища, на котором отсутствуют безбилетники.

Чтобы забраться на пожарную лестницу, ему пришлось подкатить под нее бочку, на поиски которой ушло минут десять. По этой лестнице он вскарабкался на третий этаж (четвертого не было), аккуратно и бесшумно прошел по покатой крыше и вышел к другой пожарной лестнице, уже с противоположной стороны. По ней спустился и спрыгнул на землю, слегка подвернув ногу. Потом добрался до солидного забора, в котором был лаз, и так же, как в детстве, он был прикрыт досками и разным всяким мусором, но так же можно было пролезть сквозь него. Далее следовало передохнуть и оглядеться, потому что зона до окон на первом этаже комплекса всегда охранялась.

Воронков терпеливо выждал и не ошибся — минут через пятнадцать из темноты вышел сторож — рослый парень с овчаркой в поводу. Парень шагал неторопливо и курил — это его сторожевая небрежность, дым его сигареты не позволил овчарке учуять притаившегося Воронкова, и они исчезли за углом.

Воронков метнулся к окнам, обследовал их, и, как ожидалось, одно из них оказалось разбитым и едва прикрытым фанеркой, отодрать которую не представляло ровно никаких трудов.

Непосредственно в тот небольшой зал, где, как правило, и проходили соревнования, Воронков проникнуть не рискнул. Да и нужды в том не было. Местечко, чтоб все увидеть, имелось и получшe. По крутой лестнице он поднялся почти до чердака и оказался около будки, где располагалась киноустановка. Он осторожно толкнул двери в эту будку и выставил перед собой руки, чтоб в темноте не расшибиться о что-нибудь. Он сразу услышал, как снизу, из зала, раздавались какие-то ритмичные хлопки в ладоши. Не аплодисменты, а так — хлоп, хлоп, хлоп. Смысл этих хлопков показался Воронкову очень странным и непонятным, но обдумать сего Воронков не успел, потому что приложился-таки носом о проекционный аппарат. Из и без того уже разбитого носа опять потекла кровь. Воронков изобиделся еще больше, дошагал до торцевой стенки, на ощупь нашел заслонки окошечка, сквозь которое на экран подавался луч проекции, и тихонько отодвинул эту заслонку. Выждал пару секунд и выглянул.

Середина небольшого зала была освещена. Были видны и первые ряды с публикой, окружающей центральную площадку. Зрители, сидя на скамьях, ритмично хлопали в ладоши.

А в центре топтались двое рослых парней. Головы обоих были умотаны в капюшоны — один в белый, другой в черный. Они топтались, вращались в слепых поисках друг друга, и Воронков не сразу разглядел, не сразу понял, что в руке у каждого из бойцов поблескивало по длинному кинжалу. Никакого судьи не было. И Воронков вскоре смекнул, что они ищут друг друга, ориентируясь на эти хлопки зрителей.

Сердце у Воронкова заледенело. Он понял, что перед его глазами, так же как перед глазами зрителей, проходит смертоубийственный поединок. Что нравственным и государственным законом, естественно, напрочь запрещено.

Белый боец делал короткие, колющие броски в пустоту, и так же разрезал воздух кинжалом Черный. Они отскочили друг от друга на добрых полдюжины шагов, и хлопки смолкли. Оба бойца потоптались, развернулись, пошли в разные стороны, потом осторожно двинулись по кругу и оказались лицом друг против друга, после чего снова послышалось тихое похлопывание ладоней… И оно стало громче, усиливалось с каждым шагом гладиаторов, приближавшихся друг к другу.

Воронкова прошиб пот. Он сразу понял, что для двух парней это дело серьезное. Они вслепую собирались устроить кровавую расправу. Длинные сверкающие кинжалы отметали возможность какой бы то ни было шутейности этой леденящей душу забавы.