— Спасибо, что определили мне уровень моих полномочий, — проворчал Илья.

— Этот уровень определяю Я. И никто другой.

Силы небесные! Выдрать бы у тебя из рук эти меховые хвосты, содрать с жаркого, тугого тела золотое платье, да повалить в стиле женщин Сириуса на грязный ковер посреди номера-«люкс», вот ведь и все, что надо! А более того, к сожалению, ничего и не требуется, да и нет у тебя ничего больше.

— Иди ко мне, — охрипшим голосом сказал Илья и обнял ее за гладкие, сильные плечи.

— Не торопись, — улыбнулась и легко отодвинулась она. — Раз уж я здесь, то не убегу.

— Когда не убежишь? Сегодня? А завтра? Послезавтра?

— Посмотрим.

Неугомонный фельдшер Воронков носился по городу, все больше зверея с каждой минутой. Он нигде не находил Корвета. Ярмарка, открывшаяся в полдень на центральной площади Сычевска, к вечеру переместилась в парк, на танцплощадки, в клубы и рестораны. Воронков обежал все, что мог, но Корвета нигде не засек.

Он решил выследить его около входа в самый лучший отель «Днепр». Решил, что будет торчать там хоть до утра, и топтался возле отеля до тех пор, пока неожиданно не увидел Илью. Его Воронков тотчас вспомнил — именно ему-то он и перевязывал раны в тот день около баньки. Одна компания! — возликовал Воронков Значит, должны сойтись вместе. Он проследил, как расфранченный Илья с шикарной дамочкой под руку двинулся в ночной бар «ПОЛУНОЧНЫЙ КОВБОЙ» — очень и очень злачное, позорное заведение, которое, по мнению Воронкова, лица города не украшало

Около бара Воронков прокуковал часа два и медленно наливался лютой злобой, глядя, какая сытая, наглая публика подкатывает на лимузинах и заваливается через стеклянные двери внутрь — на встречу музыке, теплу и свету. А два швейцара наперебой открывали им двери и кланялись.

А вот Воронкову вход туда был заказан. Он сознавал, что будь у него в кармане и 100 миллионов, его бы в этот бар все равно не пустили. Потому что швейцар глянул в его харю и ни за что не поверил бы, что у Воронкова хоть лишний рубль в кармане есть. Ему только в бистро «НА ХОД НОГИ» забежать да выпить рюмашку дешевой водки со склизким мягким огурчиком.

Чего, собственно, ожидал Воронков этой душной темной ночью у дверей бара — нормальному человеку не понять. Надо родиться шантажистом и печенкой-селезенкой чувствовать, что в данный момент что-то где-то произойдет, хотя на первый взгляд произойти ничего не должно. Мы бы с вами ни хрена не дождались. А вот Воронков — дождался.

В третьем часу пополуночи из бара потянулась на воздух хмельная (но не очень) публика, от одного вида которой у Воронкова скулы свело. Все сычевские жулики и богатеи, торговцы и шашлычники, мало того — банкиры и владельцы саун, в которых черт знает что происходило, как это хорошо знал Воронков, будучи коренным сычевцем. А вместе с ними вальяжно вываливались из бара и незнакомые приезжие, переполнившие город в последние дни, садились в роскошные иномарки, хохотали — радовались своей подлой жизни.

Через четверть часа Воронкова удивил тот факт, что большинство прожигателей жизни, покинув бар, направлялись не по домам, то есть в центр, а поворачивали куда-то к окраине, в район жилых деревянных домов, где никаких увеселительных заведений не было, кроме спортивного комплекса, давно прекратившего работу по оздоровлению трудящихся. И даже приезжие («не сычевцев» Воронков определял сразу) тоже не возвращались ни в «Днепр», ни в другие гостиницы, а разрозненными компаниями, кто на моторах, кто пешком — устремлялись на окраину.