— Тусуются помаленьку, пьют, играют.
— В карты? — оживился тореро.
— Причем тут карты? Музыку играют.
— А почему они называются Ебаньки?
— Один художник с Рамблы объяснил мне, что это название наилучшим образом отражает сущность исконно русского пофигизма, противопоставляемого бездуховному западному практицизму. Ебаньки — это не концепция, но образ жизни.
— Может, лучше зайдем к тебе, пивка с воблой выпьем? — тоскливо спросил тореро. — На русский пофигизм я на родине насмотрелся.
— И не надейся, — отрезала Крусиграма. — Или идешь со мной к Ебанькам, или я отправляюсь туда одна.
— Ладно, — согласился Стародыбов. — К Ебанькам, так к Ебанькам.
Места для парковки на улице Хоакина Коста не оказалось, и Михаил Батурин оставил машину на площади Карамельес, расположенной неподалеку от русской книжной лавки. Именно из этого магазина был получен последний сигнал радиомаяка, вмонтированного в пешку Канесиро. Теоретически, пешка могла побывать в одной из квартир, расположенных над ним, но интуиция подсказывала Михаилу, что это не так. Книжный магазин — идеальное прикрытие для человека, находящегося на службе у мафии. Не вызывая подозрений, он может входить в контакт с самыми разными людьми, выступать в качестве посредника или передаточного звена.
Штора на входе была приспущена. Батурин посмотрел на часы. Без десяти девять. Магазин закрыт, но продавец еще не ушел. Тем лучше. Покупатели им не помешают. Присев на корточки, Михаил поднырнул под штору.
Наблюдая из машины за Батуриным, Совок понял, что перед ним именно тот человек, о котором говорил Свидерский. Поведение Михаила было типичным для запоздалого покупателя, но Совок фиксировал внимание на мельчайших деталях, незаметных для глаза обычного человека — особенностях осанки, манеры держаться, характера движений. Развитая профессиональная интуиция бандита привычно фиксировала "сигнальные маячки". В человеке, вошедшем в магазин, чувствовался потенциал сжатой пружины, в любой момент готовой распрямиться.
Как только Батурин поднырнул под штору, Совок вышел из машины и встал у стены рядом с дверным проемом. Невидимый изнутри, он мог слышать происходящий в магазине разговор.
— Извините за вторжение. Вы хозяин магазина?
— Нет, Кирилл уже ушел.
— Значит, вы продавец?
— Я художник, друг хозяина. Кирилл иногда позволяет мне работать на его компьютере.
— Дело в том, что завтра утром я уезжаю, а мне нужно сделать Кириллу одно деловое предложение. Не подскажете, где я могу его найти?
— Подскажу. У Ебаньков.
— Простите?
— У Ебаньков. Это локаль на углу Санта Маргариты и маркиза де Барбера. Вы сразу его найдете.
— Спасибо.
Совок отлепился от стены. Поборов искушение оглушить Батурина, засунуть его в машину и отвезти к Руслану, он пошел в сторону Ронды Сан Антонио. Некоторые арабские лавочки еще не закрылись, и, хоть прохожих было немного, риск был слишком велик. Совок слышал шаги Михаила, направляющегося к площади Карамельес. Когда Батурин свернул за угол, Совок вернулся к машине, не торопясь, завел мотор и поехал по названному Лисичкиным адресу. Он не подозревал, что Батурин, оказавшись в машине, позвонил по номеру, полученному от курьера с Форментеры, и попросил группу поддержки на всякий случай подъехать на угол Санта Маргариты и Маркиза де Барбера.
В небольшом "локале", безнадежно затерявшемся в дебрях Китайского квартала, клубились не только Ебаньки. Когда Пабло Монтолио, поднырнув под опущенную на две трети железную штору, оказался в полутемном помещении, ему почудилось, что клубится само пространство, сжимаясь вокруг него призрачным полупрозрачным коконом. |