По отдельности он понимал значение каждого произнесенного слова, но соединенные вместе они теряли всяческий смысл.
Отхожее место — это туалет. Но почему туалет является апогеем цивилизации? Не полет на луну, не ядерная бомба, не создание искусственного интеллекта, не достижения медицины, наконец, а именно туалет?
Еще хуже дело обстояло с заглатывающим свой хвост постмодернизмом и продуктом разложения музыкального ряда, который по какой-то причине ассоциировался у Пабло с покрытым трупными пятнами роялем.
Дрожащей рукой Монтолио ослабил узел галстука. Он думал о том, что русское своеобразие переходит все мыслимые и немыслимые пределы. Ну почему его не заслали к американцам? Английский язык он знает даже лучше русского.
Хозяйка локаля позвонила в большой бронзовый колокольчик. Разговоры стихли.
— Сейчас будет музыка! — объявила она.
Пабло с облегчением вздохнул. Как никогда он нуждался в передышке.
Молодой светловолосый парень поднес к губам саксофон, и пространство заполнила невесомая пронзительно-чистая мелодия.
— Это здесь! — донеслось от двери.
Монтолио вздрогнул при звуках знакомого голоса. Сердце гулко и горячо застучало о ребра.
— Добро пожаловать к Ебанькам.
Повернувшись к выходу, он увидел вылезающую из-под шторы Марию Гриценко. Зрелище было столь впечатляющим, что мысли о покрытом трупными пятнами рояле и толчке как апогее цивилизации мигом выветрились из головы лейтенанта.
Забираясь боком внутрь, хохлушка присела, изогнувшись по-кошачьи, от чего ее и без того ничего не прикрывающая юбка задралась, явив благодарным зрителям тонюсенькую ленточку черных трусиков-танга, пограничной полосой разделяющую спелые полукружия ягодиц. Знаменитая грудь седьмого размера, не удержавшись в вырезе эластичной кофточки, выпрыгнула-таки из декольте.
Когда Крусиграма стала деловито заправлять ее на место, рыжебородый музыкант уронил мандолину, а белокурый саксофонист сбился с такта и умолк.
Забравшийся в локаль вслед за девушкой Василий Стародыбов произвел на собравшихся гораздо меньшее впечатление.
— Кто это с ней? — нервно спросил Монтолио у Кирилла.
— Тамбовский Красавчик, первый русский тореро.
— Тореадор?!!
Оказалось, что он не ослышался.
В отличие от Баркова, лейтенант не видел выступления Стародыбова. Твердо убежденный в том, что женщины без ума от тореадоров, он почувствовал болезненный укол ревности.
Узнав в свою очередь Пабло, Мария издала тихий возглас удивления. Меньше всего она ожидала увидеть своего спасителя в локале Ебаньков. Белый костюм невероятно шел испанцу, более того, было очевидно, что костюм этот стоит недешево. Испанские мужчины в массе своей не отличались особой элегантностью, а белых костюмов, как правило, избегали, экономя на химчистке.
Матримониальные планы вновь зароились в голове хохлушки, после внезапного и необъяснимого бегства Пабло поставившей было крест на их так и не состоявшихся отношениях.
Крусиграма приосанилась и выпятила грудь, нацелив ее на Монтолио, как пушечное дуло.
— Ты всегда так обращаешься с девушками? — грозно сдвинув тщательно подкрашенные брови, осведомилась Мария. — Бросаешь их посреди улицы и убегаешь, не сказав ни слова за исключением "joder"?
— Я… ты понимаешь… извини… — мучительно покраснел Пабло. — Так уж получилось.
— Ладно, прощаю, так уж и быть, — великодушно согласилась хохлушка. — Дам тебе еще один шанс…
— Значит ты не против, если я…
— Этот тип что, ухлестывает за тобой? — возмущенно перебил его Стародыбов.
— Отвали от меня, балерун, — огрызнулась Крусиграма, не отрывая от Пабло влажно блестящего взора. |