|
— Нет другого выхода, — сказал он столь тихо, что Лэш едва услышал его. Неожиданно Тара схватила Лэша за руку. — Что вы только что говорили? Что с эмоциональной точки зрения Лиза — ребенок? — Мне так кажется. — Вы же психолог. Допустим, вы имеете дело с упрямым, непослушным ребенком. — И что? — Предположим, что его нельзя наказать. Какой самый действенный способ справиться с таким ребенком, добраться до него? — Детская психология не моя область. Тара раздраженно махнула рукой. — Неважно, заплачу сверху. Лэш задумался. — Наверное, я призвал бы на помощь самые атавистические инстинкты, затронул бы самые ранние воспоминания. — Самые ранние воспоминания, — повторила Тара. — Конечно, дети помнят прошлые события хуже взрослых. Лишь в возрасте около двух лет, когда у них развивается чувство собственной индивидуальности, они помещают воспоминания в определенный контекст, что позволяет… — Атавистические инстинкты, — перебила Тара. — Понимаете? В программном обеспечении имеется их аналог. Это и есть слабое место. Лэш обернулся к ней, заметив, что Сильвер тоже смотрит на Тару. — Унаследованный код. Он имеет место в больших программных комплексах, приложениях, которые создаются годами, целыми группами программистов. Со временем самые старые процедуры выходят из употребления, становясь слишком медленными. По сравнению с окружающими их более новыми процедурами подобный оригинальный код — настоящий динозавр. Иногда он написан на каком-нибудь устаревшем языке, например на Алголе или PL-1, которым никто не пользуется. Или создателя процедуры уже нет в живых, а процедура настолько плохо документирована, что никто не понимает, как она работает. Впрочем, она находится в ядре программы, и ее боятся трогать. — Хотя она давно устарела? — спросил Лэш. — Лучше уж пусть работает медленнее, чем не работает вообще. — К чему вы клоните? — осведомился Мочли. Тара обратилась к создателю «Эдема». — Можете отвести нас к первоначальному компьютеру? Тому, на котором вы в первый раз запустили Лизу? — Он там. Не говоря больше ни слова, Сильвер повернулся и куда-то пошел. Продираясь сквозь становящийся все более едким дым, Лэш постепенно терял ориентацию. Периферийные устройства исчезли, зато появились высокие башни суперкомпьютеров, затем ряды похожих на холодильники черных шкафов с лампочками и переключателями из красного пластика, потом еще более старые мрачные машины в серых корпусах. Когда они добрались до середины зала, вдали от электромеханических периферийных устройств, шум слегка утих, а дым рассеялся. Наконец они остановились перед чем-то напоминающим старый верстак. Он был побит и исцарапан, словно после многих лет интенсивного использования. На нем стоял длинный узкий ящик с черной табличкой над белой консолью, на которой находился ряд прямоугольных кнопок размером в дюйм из прозрачного пластика, с маленькими лампочками, зажигающимися при нажатии. В данный момент светилась только одна, но все устройство выглядело таким потрепанным, что остальные с тем же успехом могли давно перегореть. Монитора не было. С одной стороны стол слегка искривлялся, и там стояла электрическая пишущая машинка. Рядом расположились другие древности, в столь же скверном состоянии — клавишный перфоратор, считыватель перфокарт и высокая, похожая на шкафчик, коробка. Тара подошла ближе. |
