Мне очень хотелось знать, что именно написала Коринна в своем письме, но спрашивать я, понятно, не стал. Уроки верховой езды были прекращены — до тех пор пока мы не подыщем какого-нибудь другого инструктора. Полиции все же удалось обнаружить в лесной чащобе ходули и монашеское облачение с капюшоном; ряса была наспех сшита из темной старой дерюжины, ходули сколочены из неструганых деревяшек. Этого явно не хватало для каких-либо определенных выводов. Придя в сознание, Джим подтвердил объяснения Элвина.

Нетерплаш Канторум проявлял уже меньший интерес к недавним событиям, чем к предстоящей Цветочной выставке: с приближением дня ее открытия среди местных жителей все сильнее разгорались страсти, а то и откровенное недовольство. Дженни была включена в состав подготовительного комитета, и я получал полный отчет обо всем происходящем. Вражда между Роналдом Пейстоном и Картами вроде бы прекратилась; во всяком случае, Роналд как председатель комитета часто опирался на мнение Элвина. Окончательно поселившись в Замке, Роналд решил возродить Цветочную выставку: он не жалел денег на ее организацию; она стала важным местным событием, для участия в ней съезжались со всей округи. Жители деревенских коттеджей с особой заботой ухаживали за созревающими плодами, косо поглядывая на сады и огороды соседей. Старший садовник Замка с каждым днем все более походил на начальника генерального штаба перед решающим сражением. По субботам и воскресеньям школьники рыскали по окрестностям в поисках диких цветов. Во всех домах варили джем и готовились печь пироги. Для экспонатов был сооружен большой шатер в саду Замка.

В самый разгар приготовлений к выставке один из приятелей Сэма — он жил в Уэймуте — пригласил нас покататься на яхте. Выехали мы ровно в двенадцать тридцать, оставив дома Бастера: возьми мы его с собой, он, чего доброго, свалился бы в воду или перегрыз какую-нибудь очень важную снасть. Пообедали на борту яхты: она была пришвартована у причала на Ноте, среди сонма самых разнообразных суденышек. Эдвард, как звали Сэмова друга, рассуждал об их сравнительных достоинствах с профессиональной компетентностью, не оцененной, к сожалению, Сэмом, который выражал серьезнейшие сомнения по поводу всей этой затеи. Коринна, напротив, была на седьмом небе, забыла и Берти Карта, и даже лошадей — особенно после того, как, подгоняемая ровным юго-западным бризом, яхта вышла из гавани и Эдвард позволил ей подержать румпель и дал первый урок навигации. Это был видный, приятный в обращении молодой человек, на год моложе Сэма, и по загоревшимся глазам моей милой Дженни я понял, что она впервые задумалась о замужестве Коринны. Моя дочь выглядела в этот день восхитительно хорошенькой, неотразима была и Дженни — беспечная, веселая, с развевающимися на ветру золотыми волосами.

— А что, если ветер стихнет?— допытывался Сэм.

— Не стихнет,— отвечал Эдвард.— Возьми чуть в сторону. Держи по ветру, Коринна,— вот так.

— А если все же стихнет?

— Перейдем на мотор.

— Какая радость — знать, что у нас есть и мотор. А если мотор забарахлит?

— Тогда нас затянет Портленд-Рейс, и яхта пойдет ко дну. Плавать ты умеешь?

— Портленд-Плейс?— простодушно переспросил Сэм.— Это там, где Би-Би-Си? Как же там можно утонуть?

— Твой брат неисправим,— сказал Эдвард.

— Он у нас сугубо сухопутный человек. Я помню, как меня впервые вывезли к морю: он только пренебрежительно покосился на волны, повернулся к ним спиной и развернул газету.

— Ничего, ничего, мы выправим курс на другом галсе.

Мы вошли в военно-морскую гавань и сделали несколько кругов, разглядывая два корвета и плавучую базу, которые стояли у причала. Затем прошли две-три мили вдоль побережья на восток и бросили якорь в Рингстедском заливе, чтобы искупаться и выпить по чашечке чая.