|
Взялась за край рамы, одной рукой потянула, придерживая другой. Она подняла несколько сотен фунтов металла и дерева, будто вся конструкция ничего не весила, и аккуратно поставила на ковер. Я подняла бровь: - Впечатляет. Она улыбнулась почти застенчиво. - Одно из сомнительных преимуществ ликантропа - что можно поднять почти все, что хочешь. - Я понимаю этот соблазн. - Я так и думала, - сказала она и начала подбирать подушки и разорванные простыни. Я стала ей помогать. - Наверное, надо сначала положить на место матрац, - предложила она. - Ладно. Тебе помочь? Она рассмеялась: - Поднять его я могу, но он очень неудобный. - Да уж. Я взялась за край матраца. Кассандра встала рядом со мной, подняв матрац левой рукой. Какое-то странное выражение прошло по ее лицу. - Мне очень жаль. - Я всерьез говорила раньше насчет тебя и Ричарда. Я хочу, чтобы он был счастлив, - сказала я. - Мне это очень лестно. Ты мне нравишься, Анита, очень нравишься. А лучше бы не нравилась. Я еще успела недоуменно нахмуриться, когда ее точеный кулачок просвистел размытой полосой из ниоткуда и ударил меня в лицо. Я почувствовала, как падаю назад, на пол, и не успела закрыться от удара затылком. Но больно не было. Когда надо мной сомкнулась чернота, я вообще ни черта не чувствовала. 42 Из темноты я выплывала медленно, будто пробуждаясь от глубокого сна. Что меня разбудило - не знаю, я не помню, как засыпала. Попыталась перевернуться - и не смогла. И вдруг проснулась резко, с широко раскрытыми глазами, с напряженным телом. Меня уже раньше связывали, и это - одно из наименее любимых мной состояний. На несколько мгновений я поддалась животной панике, дергая веревки, связывающие мне лодыжки и запястья. Дергала и тянула, пока не сообразила, что только сильнее завязываю узлы. Тогда я заставила себя лежать совершенно неподвижно. Сердце стучало в ушах так громко, что ничего больше слышно не было. Руки у меня были связаны над головой и выгнуты под таким острым углом, что напряжение от лопаток доходило до кистей. Даже чуть приподнять голову, чтобы посмотреть на щиколотки, было уже больно. За связанные ноги я была привязана к ногам незнакомой кровати. Опустив голову обратно, я увидела, что руки привязаны к ее изголовью. Веревка была черная и мягкая, и если бы мне надо было угадать, из чего она, я бы назвала плетеный шелк. Такая, как могла бы валяться где-нибудь в чулане у Жан-Клода. На долю секунды мелькнула эта мысль, а потом в комнату вошла явь, и у меня сердце на секунду остановилось. К ногам кровати подошел Габриэль. Он aыл одет в черные кожаные штаны, настолько обтягивающие, что будто обливали его тело, и в черные высокие сапоги до оснований бедер с ремнями наверху. Выше талии он был обнажен, и в левом соске у него блестело серебряное кольцо, в пупке - еще одно. Серебро блестело и в ушах, бросая зайчики, когда он шел к моей кровати. Длинные густые черные волосы упали вперед, обрамляя бурю серых глаз. Он обошел спинку изголовья, скрылся из виду и вновь медленно вернулся в кадр. Сердце у меня снова начало биться, и билось так сильно, что почти не давало дышать. Браунинг, “файрстар”, кобуру и все прочее у меня забрали. |
