Он еще раз и довольно подробно пересказал все обстоятельства жизни и смерти Филиппа Бойса. Мистер Эркерт, украдкой зевая, ел, пил и слушал.

Вимси, продолжая следить за часами, перешел к истории с завещанием миссис Рэйберн.

Мистер Эркерт, немало удивленный таким поворотом в повествовании, отставил кофе в сторону, вытер липкие пальцы носовым платком и уставился на лорда Питера.

Спустя некоторое время он сказал:

— А могу я узнать, как вы получили эти в высшей степени удивительные сведения?

Вимси небрежно махнул рукой.

— Полиция, — объяснил он, — замечательное учреждение! Просту диву даешься, чего только они не находят, когда захотят. Надо полагать, вы всего этого не отрицаете?

— Я вас слушаю, — хмуро ответил мистер Эркерт. — Когда вы закончите ваше странное повествование, я, возможно, пойму, что именно я должен отрицать.

— О, конечно, — согласился Вимси, — я постараюсь изложить все четко и ясно. Я, конечно, не юрист, но пытаюсь говорить по возможности однозначно.

Он монотонно забубнил дальше, и минутная стрелка сделала еще один оборот.

— Насколько я понимаю, — заключил он, подробно рассмотрев все детали вопроса о мотиве преступления, — вы были очень заинтересованы в том, чтобы избавиться от мистера Филиппа Бойса. И этот тип, по-моему, действительно был совершенно ничтожной личностью, и, окажись я на вашем месте, я испытывал бы к нему те же самые чувства.

— И это все? — осведомился нотариус.

— Никоим образом. Теперь я перехожу к самому главному. «Медленно, но верно» — вот девиз вашего покорного слуги. Я вижу, что отнял уже семьдесят минут вашего драгоценного времени, но, поверьте мне, этот час не прошел впустую.

— Если допустить, что вся эта абсурднейшая история — правда, что я самым решительным образом отрицаю, — заметил мистер Эркерт, — мне было бы чрезвычайно интересно узнать, как, по-вашему, я дал ему мышьяк. Вы придумали что-нибудь особо хитроумное? Или предполагается, что я подкупил кухарку и горничную, и сделал их своими сообщницами? Вы не считаете, что это было бы немного опрометчиво с моей стороны и предоставило бы им неограниченные возможности меня шантажировать?

— Настолько опрометчиво, — ответил Вимси, — что это было бы просто невозможно для человека, проявляющего такую редкостную предусмотрительность. Например, опечатывание бутылки бургундского свидетельствует об уме, который предвидит всевозможные варианты развития событий — в высшей степени неординарные. По правде говоря, этот эпизод с самого начала привлек к себе мое внимание.

— Неужели?

— Вы спросили меня, как и когда вы дали ему яд. Полагаю, не перед обедом. Предусмотрительность, с которой вы опустошили графин в спальне Бойса (о, да! Это не осталось незамеченным!), тщательность, с которой вы избегали оставаться — и ни разу не остались — с кузеном наедине… Все это исключает предобеденный период.

— Будем надеяться.

— Херес, — задумчиво продолжил Вимси. — Только что открытая бутылка. Исчезновение остатков не осталось бы незамеченным. Сдается мне, что херес мы тоже можем исключить.

Мистер Эркерт иронически поклонился.

— Суп. Его ели кухарка и горничная, и остались живы. Я склонен не рассматривать суп, и то же самое относится к рыбе. Порцию рыбы отравить было бы нетрудно, но для этого понадобилась бы помощь Ханны Вэстлок, а это противоречит моей теории. А теория — дело для меня святое, мистер Эркерт. Это, можно сказать, почти что… догма, как вы изволили выразиться.