|
– Знаю! Мало того, у вас есть алиби. На следующий день вы представили мне блокнот для записи ставок – ведь вы играете на бегах… В день убийства вы находились в Лонгшампе и ставили на две лошади в каждом заезде… В карманах вашего пальто были найдены билеты; кроме того, один или два раза вас видели ваши друзья… – Так чего же вам еще! – Не исключено, что вы могли незаметно уйти с ипподрома, сесть в такси и заехать к вашему дяде… – Кто нибудь видел меня там? – Вы хорошо изучили «Отель дю Лувр» и прекрасно знаете, что там не обращают внимания на тех, кто приходит в гости к привычным постояльцам… И все же один из посыльных что то припомнил… – Вам не кажется, что все это довольно туманно? – Тридцать две тысячи франков во французских банкнотах были украдены у вашего дяди. – Будь у меня такие деньги, я давно бы уже удрал за границу! – И это мне также известно. В вашем номере ничего не нашли. Более того, два дня спустя ваша любовница заложила в ломбарде два последних кольца, и вы теперь живете на те пять тысяч франков, какие Соня выручила за них… – Вот видите!.. Такое вот выдалось дело! Иными словами, почти безупречное преступление! Алиби такого рода практически невозможно опровергнуть. Люди видели Жеана на бегах в тот день. Но в котором часу? Он играл. Но в нескольких заездах его любовница могла сделать за него ставки, а от Лонгшампа до улицы Риволи довольно близкий путь. Свинчатка или железный прут? Любой может достать подобное орудие, а потом с легкостью избавиться от него. И любой мало мальски ловкий человек может незаметно проникнуть в большую гостиницу. Кольца, заложенные на следующий день? Блокнот д'Ульмона с записью ставок? – Вы же сами признаете, – заявлял молодой человек, – что мой добрый дядюшка иногда принимал у себя женщин. Почему бы вам не провести расследование в этом направлении? И разумеется, логика его была непогрешима. Настолько непогрешима, что, когда после двух допросов он явился на набережную Орфевр и изъявил желание вернуться в Бельгию, не было решительно никаких оснований отказать ему в разрешении. Вот почему уже двенадцать дней Мегрэ использовал обычную тактику: шаг за шагом, минута за минутой следил за своей жертвой с утра до вечера и с вечера до утра, причем слежка была настолько явной, что должна была опротиветь подозреваемому точно так же, как и полицейским. Вот почему и этим утром он постарался занять место именно в этом купе, напротив молодого человека, который, завидев его, слегка помахал рукой в знак приветствия и вынужден был долгие часы ломать комедию, изображая непринужденность. Омерзительное преступление! Преступление без каких либо смягчающих обстоятельств! Преступление тем более гнусное, что совершил его родственник жертвы, юноша образованный и без бросающихся в глаза пороков! Преступление к тому же и хладнокровное! Почти научное преступление! Для присяжных это означало бы смертную казнь! И молодой человек, немного бледный, но с красными пятнами на скулах, поднял обреченную на гильотину голову навстречу входящим таможенникам. Пассажиры, ехавшие в этом купе, едва не запротестовали. Мегрэ по телефону отдал распоряжения, и багаж пары досматривали очень тщательно, настолько тщательно, что это уже становилось нескромным. И в результате – ничего! Жеан д'Ульмон улыбался своей бледной улыбкой. Улыбка эта была адресована Мегрэ. Д'Ульмон знал, что перед ним враг. Он чувствовал, что его хотят взять измором, что идет война на истощение сил, в которой он может потерять жизнь. Он, убийца, знал все. Он знал, когда, как, в какую минуту, при каких обстоятельствах было совершено преступление. Но Мегрэ, куривший свою трубку, невзирая на гримасы соседки, которую беспокоил табачный дым, – что знал он, что удалось ему обнаружить? Борьба на измор: кто раньше выдохнется! Когда граница осталась позади, Мегрэ больше не имел права вмешиваться, а вдали уже замаячили первые копры Боринаха. |
