|
Гвозди впиваются в тело. Они вбиты недостаточно часто, чтобы лежать на них с комфортом, как какой-нибудь накурившийся опиума индийский факир. Но ты лежишь, потому что та боль, которая уже есть, ничем не хуже той, которая может быть. И повторяешь точно мантру: Отомстил за Марину, отомщу за себя. Отомстил за Марину, отомщу за себя. Отомстил за Марину, отомщу за себя. Ты лежишь долго. До тех пор, пока за тобой не приходят охранники в необычной, похожей на снегоступы обуви. Старший охранник, тот, что изображал простачка, больше не улыбается. Потому что видит твое лицо и слышит твои слова. — Аукнется. Всем аукнется. И только когда тебя подхватывают с трех сторон, двое под мышки, один за ноги, ты позволяешь себе потерять сознание… Первые две мысли Олега, когда он пришел в себя, были совсем нецензурными. Третья звучала примерно так: «Какого хрена!» — Эй! Ты чего? — вскрикнул Гарин. Невозможно сосчитать, в скольких кинобоевиках обыгрывалась сцена, когда герой, проснувшись или очнувшись от обморока, первым делом видит направленное ему в лицо ружейное, пистолетное или автоматное дуло. Ситуация, в которой оказался Гарин, была из того же разряда, но вместе с тем качественно иная. Ему в лицо смотрело не дуло, а торец автоматного приклада, так что Олег, не напрягая зрения, мог разглядеть все царапины на стальной накладке. По ту сторону автомата маячила озабоченная физиономия Столярова. — Кто ты? — строго спросил он. — В каком смысле? — Кто ты? — не меняя интонации, повторил Михаил. — Совсем свихнулся? Я — это я! Видимо, этот малоинформативный ответ Столярова удовлетворил. Резким движением он отставил автомат и протянул Олегу руку. — Давай. Тот с опаской взялся за протянутую ладонь, медленно сел и спросил: — Ты чего хотел-то? — Уже не важно, — обронил Михаил. — Встать можешь? Гарин осторожно подвигал головой, пригладил рукой волосы и только теперь заметил, что на нем больше нет «венца». — Встану. Но не сразу, — признался он. — Голова немного кружится. Я не кричал? — Нет. По мне, так ты просто спал. Только мимика была чересчур выразительной для спящего. А что ты помнишь? — Ничего, — сказал Олег, но тут же поправился: — Пытки. Было что-то про пытки. — Ясно… — По лицу Столярова, как обычно, невозможно было понять, что именно ему ясно. — Что-то еще? — Может, и еще что-то снилось, но запомнилось только это. Гарин посмотрел по сторонам. Он сидел под открытым небом на берегу водохранилища. Входное отверстие водозабора, ставшего их убежищем на время выброса, виднелось метрах в десяти впереди. — Это ты меня вытащил? — Я. Не было смысла терпеть эту вонь, когда выброс все равно закончился. Зато теперь дышится легко, как после грозы. — Михаил демонстративно сделал глубокий вдох. |
