Вот о чем размышлял Мартин Бек.

– О чем ты думаешь, папа? – спросила Ингрид.

– Ни о чем, – машинально ответил он.

– Я с весны не видела, чтобы ты смеялся.

Мартин Бек оторвал взгляд от клеенки, на которой были изображены танцующие гномы, и попытался с улыбкой посмотреть на дочь. Ингрид прекрасная девушка, но это тоже не повод для смеха. Ингрид встала и пошла за учебниками. Когда отец надел пальто и шляпу, она уже ждала его, держась за дверную ручку. Он взял у нее портфель. Это был старый, потертый кожаный портфель, облепленный цветными эмблемами ООН.

Это тоже была привычка. Он нес портфель Ингрид точно так же, как десять лет назад, когда она в первый раз пошла в школу. Разница лишь в том, что тогда он держал ее за руку. Маленькую, горячую и вспотевшую ручку, дрожащую от возбуждения и страха. Когда он перестал водить ее за руку? Он не помнил.

– На Рождество ты точно будешь смеяться, – сказала она.

– Неужели?

– Да. Когда увидишь мой рождественский подарок. – Она нахмурила брови и добавила: – Я даже не представляю себе, чтобы можно было не смеяться.

– Кстати, а ты что хотела бы получить?

– Лошадь.

– А где ты ее поставишь?

– Не знаю. Но мне хочется иметь лошадь.

– Знаешь, сколько она стоит?

– К сожалению, знаю.

Они расстались.

На Кунгсхольмсгатан его ждали Гюнвальд Ларссон и расследование, которое при всем своем желании нельзя было назвать профессиональным. Хаммар был настолько тактичен, что подчеркнул это не далее как вчера.

– А как там с алиби у Туре Асарсона? – поинтересовался Гюнвальд Ларссон.

– Алиби Туре Асарсона является одним из самых надежных в истории криминалистики, – сказал Мартин Бек. – В критический момент он произносил речь в присутствии двадцати пяти человек. И находился в городской гостинице в Сёдертелье.

– Ага, – печально принял к сведению Гюнвальд Ларссон.

– Кроме того, с твоего позволения, выглядит не очень логичным предположение, будто бы Гёста Асарсон не заметил собственного брата, садящегося в автобус с автоматом под плащом.

– Кстати, насчет плаща, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Он должен был быть очень просторным, если под ним удалось спрятать тридцать седьмую модель. Скорее всего автомат лежал в чемоданчике.

– Тут ты прав.

– Да, иногда и я бываю прав.

– Нам просто повезло, – сказал Мартин Бек, – что вчера вечером ты оказался прав. В противном случае хорошо бы мы сейчас выглядели. – Он ткнул в сторону собеседника сигаретой и добавил: – Но в один прекрасный день ты влипнешь в нехорошее дело, Гюнвальд.

– Не думаю, – ответил Гюнвальд Ларссон и, тяжело ступая, вышел из кабинета. В дверях он столкнулся с Колльбергом, который торопливо уступил ему дорогу и, покосившись на широкие плечи Ларссона, спросил:

– Ну, как там наш живой таран? Раздосадован?

Мартин Бек кивнул. Колльберг подошел к окну.

– Черт бы побрал все это, – вздохнул он.

– Она по‑прежнему живет у вас?

– Да, – ответил Колльберг. – Но только не говори: «Так, значит, ты устроил себе гарем», потому что герр Ларссон уже выразился именно так.

Мартин Бек чихнул.

– Будь здоров, – сказал Колльберг. – Я еле сдержался, чтобы не выбросить его в окно.

Мартин Бек подумал, что Колльберг один из немногих, кто, пожалуй, способен на что‑то в таком духе.