|
— Эй! Постой! — запротестовал Малыш. — Мое это яйцо или нет? — огрызнулся Бешеный. — Я плачу за него десять долларов и не желаю покупать кота в мешке. Уж раз я выкладываю по десять долларов за яйцо, мне надо знать, что они свежие. — Если оно тебе не нравится, я могу его съесть, — лукаво предложил Малыш. Бешеный посмотрел, понюхал и покачал головой. — Незачем, Малыш. Яйцо хорошее. Дай-ка мне кастрюльку. Я его сам съем на ужин. И еще дважды Бешеный на пробу разбивал яйца и, убедившись, что они свежие, выливал их в стоящую рядом кастрюлю. — Тут на две штуки больше, чем ты говорил, Малыш, — сказал он, окончив считать. — Не девятьсот шестьдесят два, а девятьсот шестьдесят четыре. — Виноват, обсчитался, — с готовностью признал свою ошибку Малыш. — Мы их тебе так подкинем, для ровного счета. — Еще бы, вы можете себе это позволить, — хмуро согласился Бешеный. — Стало быть, одна партия есть. Девять тысяч шестьсот двадцать долларов. Получайте. Пиши расписку, Смок. — Да уж давай досчитаем до конца, — предложил Смок, — и за все сразу заплатишь. Бешеный покачал головой. — Я в счете не силен. Лучше сперва покончим с одной партией, чтоб не запутаться. Он достал из внутренних карманов шубы два мешочка с золотом, длинные, туго набитые, похожие на колбасы. Когда он расплатился за первую партию, в мешочках осталось золотого песка долларов на триста, не больше. Потом притащили ящик из-под мыла и начали пересчитывать следующие три тысячи яиц. Отсчитав первую сотню, Бешеный опять с силой стукнул яйцо о край стола. Раздался не треск, а такой звук, точно это было не яйцо, а мраморный шарик. — Насквозь промерзло, — сказал Бешеный и стукнул сильнее. Он поднял яйцо и они увидели, что на месте удара скорлупа рассыпалась в пыль. — Ну да, — сказал Малыш, как не промерзнуть, ведь их везли с Сороковой Мили. Их надо топором рубить. — Тащи топор, — сказал Бешеный. Смок принес топор, и Бешеный, у которого был меткий глаз и ловкая рука дровосека, разрубил яйцо точно пополам. Внутри оно выглядело весьма сомнительно. От недоброго предчувствия у Смока мороз пробежал по коже. Малыш оказался храбрее. Он взял половинку яйца и понюхал. — Запах самый обыкновенный, — сказал он. — Зато вид необыкновенный, — возразил Бешеный. — Да и какой может быть запах, оно же все промороженное. Постойте-ка. Он положил обе половинки на сковороду, поставил ее на переднюю конфорку горячей плиты, и все трое застыли в нетерпеливом ожидании, молча, с расширенными ноздрями. Постепенно по комнате начал распространяться самый недвусмысленный запах. Бешеный хранил молчание, и Малыш тоже не раскрывал рта, хотя все уже было ясно. — Выкинь его! — крикнул Смок, задыхаясь. — Что толку? — спросил Бешеный. — Все равно придется проверить остальные. — Только не здесь! — Смок закашлялся и с трудом одолел приступ тошноты. — Разрубай их, сразу будет видно. Выкинь его, Малыш! Выкинь вон! Уф! И не затворяй дверь. — Так и быть, Малыш, можешь их не есть, — насмехался Бешеный. — И уж разрешите мне поскорей убраться отсюда. В контракте речь идет только о свежих яйцах. Одолжите мне, пожалуйста, упряжку, я увезу те, что свежие, пока они тоже не протухли от такого соседства. Смок помог нагрузить нарты. А Малыш подсел к столу и начал раскладывать пасьянс. |
