Изменить размер шрифта - +
..
   — Продолжай.
   — Меня называли свободным художником.
   — Скажи прямо: лентяем.
   — Да, это примерно то же самое — в деликатной форме.
   — Мой отец, сэр, а ваш дед, старый Исаак Беллью, одним ударом кулака убил человека, когда ему было шестьдесят девять лет.
   — Кому было шестьдесят девять лет? Убитому?
   — Нет, деду твоему, никчемный ты бездельник! Ты в шестьдесят девять лет не сможешь убить и комара.
   — Времена переменились, дядюшка. В наше время за убийство сажают в тюрьму.
   — Твой отец проскакал однажды сто восемьдесят пять миль без отдыха и насмерть загнал трех лошадей.
   — Живи они в наши дни, он благополучно храпел бы всю дорогу в купе спального вагона.
   Дядя чуть было не вышел из себя, но сдержал гнев и спокойно спросил:
   — Сколько тебе лет?
   — Да как будто бы мне...
   — Знаю, двадцать семь. Двадцати двух лет ты окончил колледж. Мазал, бренчал, строчил и болтался без дела пять лет. Так скажи мне, ради бога, куда ты годишься? В твои годы у меня была одна единственная смена белья. Я пас стада в Колузе. Я был крепок, как камень, и мог спать на голом камне.
   Я питался вяленой говядиной и медвежьим мясом. Ты весишь около ста пятидесяти фунтов, а я хоть сейчас могу положить тебя на обе лопатки и намять тебе бока.
   — Для того, чтобы опорожнить стакан коктейля или жидкого чая, не нужно быть силачом, — примирительно пробормотал Кит. — Неужели ты не понимаешь, дядюшка, что времена переменились? И, кроме того, меня неправильно воспитывали. Моя милая бестолковая мама...
   Дядю передернуло.
   — ...судя по твоим рассказам, слишком меня баловала: держала в вате и так далее. А если бы я мальчишкой принимал участие в тех достойных мужчины забавах, за которые ты так ратуешь, я был бы теперь другим человеком. Скажи, почему ты никогда не брал меня с собой? Холл и Робби ездили с тобой и на Сьерры и в Мексику...
   — Я считал тебя недотрогой и неженкой.
   — Сам виноват, дядюшка, — ты и моя милая — гм — мама. Как я мог закалиться? Ведь меня считали недотрогой и неженкой. Что же мне оставалось, кроме гравюр, картинок да вееров? Моя ли вина, что мне никогда не приходилось добывать себе на хлеб в поте лица своего?
   Старик с нескрываемым негодованием смотрел на племянника. Это легкомыслие и дряблость выводили его из себя.
   — Я снова собираюсь отправиться в путешествие, достойное мужчины, как ты выразился. Приглашаю тебя.
   — Запоздалое приглашение... Куда?
   — Холл и Роберт отправляются в Клондайк. Я провожу их через перевал и спущусь с ними к озерам. Потом обратно.
   Кит не дал ему договорить. Он вскочил со стула и схватил дядю за руку.
   — Спаситель мой! — воскликнул он.
   Джон Беллью недоверчиво насторожился. Он не ожидал, что его приглашение будет принято.
   — А ты не шутишь? — спросил он.
   — Когда мы отправляемся?
   — Это очень трудное путешествие. Ты будешь нам обузой.
   — Нет! Я буду все делать! «Волна» научила меня работать...
   — Каждый должен взять с собой запасов на целый год. Народу будет такое множество, что индейцев-носильщиков не хватит на всех. Холлу и Роберту придется самим тащить свои припасы. Я затем и отправляюсь с ними, чтобы помочь им. Тебе придется тащить на спине столько же, сколько им.
   — Испытай меня.
   — Ты не умеешь носить тяжести.
Быстрый переход