|
На рассвете спиртовые термометры Доусона показывали семьдесят пять градусов ниже нуля. Участники того похода были большей частью новички и не имели представления о том, что такое мороз. Через несколько шагов наши путники обогнали еще одного ходока, выбывшего из строя. Северное сияние, яркое как прожектор, охватило полнеба, от горизонта до зенита. Он сидел у дороги на глыбе льда. — Вперед, сестрица! — весело крикнул ему Малыш. — Шевелись, а не то замерзнешь. Человек ничего не ответил. Путники остановились, чтобы выяснить, отчего он молчит. — Твердый, как кочерга, — объявил Малыш. — Толкни его, и он переломится пополам. — Дышит ли он? — Смок снял рукавицу, и сквозь мех и фуфайку попытался нащупать сердце. Малыш открыл одно ухо и приложил его к обледенелым губам человека. — Не дышит, — сказал он. — Сердце не бьется, — сказал Смок. Смок натянул рукавицу и долго хлопал рука об руку, прежде чем решился снова снять рукавицу и зажечь спичку. На льдине сидел мертвый старик. При беглом свете спички они разглядели длинную седую бороду, превратившуюся в ледяную сосульку, щеки, побелевшие от холода, закрытые глаза, слипшиеся, опушенные снегом ресницы. Спичка догорела. — Идем, — сказал Малыш, потирая ухо. — Покойнику ничем не поможешь. А я отморозил ухо. Теперь слезет кожа, и оно будет ныть целую неделю. Несколько минут спустя, когда пылающая лента на горизонте неожиданно брызнувшим светом озарила все небо, они увидели на льду, далеко впереди, две быстро шагающие фигуры. Кроме них, кругом не было ни одной живой души. — Те двое — впереди всех, — сказал Малыш, когда снова спустилась тьма. — Идем скорее, перегоним их. Но прошло полчаса, а Смок и Малыш все еще не нагнали двоих впереди. Малыш уже не шел, а бежал. — Догнать мы их догоним, но перегнать все равно не удастся! — задыхаясь, проговорил Малыш. — Ну и шагают! Это тебе не чечако! Готов поклясться, это здешние старожилы. Они нагнали быстроногих ходоков, когда впереди был Смок. И Смок с удовольствием пристроился к ним сзади. У него вдруг явилась уверенность, что та из закутанных фигур, которая ближе к нему, женщина. Откуда взялась эта уверенность, он не знал. Женщина была вся закутана в меха, и все-таки что-то знакомое почудилось Смоку. Когда снова вспыхнуло северное сияние, Смок успел разглядеть маленькие ножки в мокасинах и узнал походку, которую, раз увидав, невозможно забыть. — Здорово шагает, — хрипло произнес Малыш. — Пари держу, что она индианка. — Здравствуйте, мисс Гастелл! — сказал Смок. — Здравствуйте! — сказала она, повернув голову и бросив на него быстрый взгляд. — Темно. Я ничего не вижу. Кто вы? — Смок. В морозном воздухе раздался смех, и Смок почувствовал, что ни разу в жизни не слышал такого очаровательного смеха. — Ну как? Женились? Воспитываете детей, как тогда обещали? — И, прежде чем он успел ответить, она продолжала: — Много ли чечако плетутся за вами? — Несколько тысяч. Мы перегнали больше трехсот. И они не теряют времени. — Старая история! — горько вздохнула девушка. — Пришлые люди занимают самые богатые русла, а старожилы, которые так мужественно, с такими страданиями создали эту страну, остаются ни с чем. Ведь они нашли золото на Индианке и дали знать старожилам Морского Льва. Как об этом пронюхали все, неизвестно. Морской Лев на десять миль дальше Доусона, и когда старожилы придут на ручей Индианки, весь он будет занят доусонскими чечако. |
