Семьи в России в те времена были большие, детей человек по восемь, и, очень может быть, что детская смертность среди кузнецов была меньше, чем в среднем по стране и планете. Создаётся впечатление, что в условиях бурного промышленного роста у мастеров горячих цехов учеников всегда вдосталь. Да и выбора-то особенного не было — ни катеров, чтобы стать капитанами, ни трэйлеров, чтобы стать дальнобойщиками. Так что в Революцию ковали растворены были в среде рабочего класса.
То, что неугодники в тот период были именно в этой среде, многое объясняет. Во-первых, становится понятно почему, как только становилось трудно, так победоносное сталинское правительство с призывом помочь обращалось именно к рабочему классу, тогда немногочисленному. Из откликнувшихся легко и свободно получаются прекрасные учёные, следователи, разведчики и контрразведчики, которые легко обводили вокруг пальца князей, дворян, доцентов, спекулянтов и зарубежные разведки. Лётчики отважные получались и стахановцы — словом, вся высокая поэтика сталинского периода. Разительный контраст с пропитым рабочим классом хрущёвского и далее периодов — ни на что не способная пьянь, смерды, никаких среди них неугодников.
Источником поэтики Революции был не рабочий класс, в смысле люди, проводившие день в цехах, а ковали и неугодники, в тот период оказавшиеся растворёнными в рабочем классе. Временно.
Точно так же, самая пронимающая до глубин души поэтика 60-х — 80-х — это романтика дальних дорог. Всё те же ковали — но из цехов они совершили исход на транспорт. Дело не в дорогах, а в неугодниках, Деве и вечности.
Во-вторых, некоторые странности поведения Сталина можно понять, только учитывая последствия бури научно-технической революции и, как следствие, миграцию ковалей из одного социального слоя в другой.
Никто до меня не догадался объехать все ссылки Сталина. А ведь ссылки — единственный достоверный источник материалов о Сталине.
Скажем, в Нарымской ссылке запомнились Соломон, Адольф, Моня и какой-то Мандельштам без имени, которых всех объединяла какая-то тётя Ася, в письмах-таки передававшая поимённо приветы всем участникам Нарымской ссылки. Так вот, Сталин с этой братией отказывался даже есть — что и зафиксировано в протоколах опроса жителей Нарыма Новосибирской комиссии 1938 года. Да и вообще Сталин с верными ленинцами во всех ссылках, как говорится, на одном гектаре присесть отказывался.
Но это в ссылках.
А между ссылками Сталин на удивление был активен в общении с низовым слоем партии, с рабочими, партийными и беспартийными. Говорил он с ними на языке экономической теории марксизма и образами справедливо устроенного общества, объяснял, каким образом фуфель национальных культур (как противоположность Истины) и новых вер используют для формирования из людей марионеток.
Как в жизни Сталина соединить ненависть к марксистской верхушке с приверженностью их терминологии?
Соединить можно только одним способом: рабочий класс вечен, а вот неугодники в этой социальной группе могут быть, а могут и не быть. Тогда, когда в этот слой погружался Сталин, они были. И преимущественно там. Ведь тогда для неугодников строились препятствия в образовании.
Из этого исторического экскурса есть выход на практику. Состоит он в том, что для России есть проверенный способ выхода из трудностей — пусть и крайне редко используемый.
Современное бедственное состояние России искусственно сконструировано — цивилизаторами. Ключ к их господству — отсутствие прорусского правителя, гения. Положение усугубляется тем, что все каналы СМИ откровенно антирусские, или, что то же самое, в руках девоненавистников — проще говоря, проститни.
Как говорят знающие люди, на телевидении пидарасы через одного. Но даже если провести на телевидении чистку от извращенцев и проститни и оставить только традиционно ориентированных, даже если достичь там пропорциональное присутствие коренных народов (русских и других) — всё равно останется та же антирусская клоака, потому что по-прежнему в СМИ не будет ковалей (русов, неугодников). |