Изменить размер шрифта - +
Темные пятна на сероватой ледяной каше словно уже и не двигались. Турышев крикнул, его слышали, но ни один не откликнулся — сил не хватало.

Часа четыре они держались на воде.

Ползти обратно на помощь у Ивана Владимировича не было сил... Но человек никогда не знает предела своим силам. Не мог же он сидеть на льду, когда его друзья погибали, и, оставив спасительную льдину, он пустился за ними.

Обратный путь по шуге был еще страшнее. Иван Владимирович смутно помнит, как он вытащил совсем ослабевшего студента. Ему помог, подбодренный возвращением друга, Михаил Мальшет.

Мокрых, окоченевших, изнемогших, долго их носило по Каспию, пока не подобрала чья-то тюленка.

Иван Владимирович рассказывал нам много подобных историй.

Он был очень интересный собеседник. Мы готовы были слушать его всю ночь напролет, особенно когда он говорил о Михаиле Мальшете.

Мы очень полюбили ученого. Мы еще тосковали о нашем отце, будто он был не за тридцать километров, а за тысячи. Уж очень он поддавался влиянию: сначала нашей матери — она вела его за собой ввысь, а потом Прасковьи Гордеевны, которая сама была низка и принижала его. Самое ужасное было в том, что он теперь был счастлив. Стыдно было за такое счастье, но факты никуда не денешь: он был с нею счастлив!

Ученый ушел, пожелав нам спокойной ночи, а мы чуть не до утра разговаривали с Лизой через открытую дверь, уже лежа каждый на своей койке.

Мы решили вместе заканчивать десятый класс. Я буду в школе внимательно слушать объяснения, а вечером передавать узнанное за день Лизе. Уроки будем готовить вместе и вместе пойдем на экзамены. Лиза уже говорила с директором — он разрешил.

О том, что станем делать по окончании десятилетки, мы еще не решили. Все зависело от событий. Если проект Мальшета пройдет и на Каспии будет строиться плотина, мы оба поедем работать на эту плотину. Если проект отклонят, то будем учиться всему, что необходимо знать для решения проблемы Каспия. Мы с Лизой родились и выросли на берегах Каспийского моря, кому же, как не нам, помогать Мальшету? Но мы еще так мало знали — придется долго и упорно учиться. Меня это немного смущало: пока выучишься, проблема Каспия давно уже будет вчерашним днем техники. Но Лиза меня успокоила: во-первых, если так случится, это будет очень хорошо, мы тогда возьмемся за еще более сложную проблему — они вырастают, как холмы на горизонте, только подойдешь, уже новые показались. А во-вторых, к сожалению, не так-то быстро это все делается. Ведь у проекта Мальшета много противников, так что мы еще пригодимся.

Самый главный противник Мальшета — ученый Львов.

Лиза рассказала, как однажды один из студентов метеорологических курсов поинтересовался мнением Львова о проекте дамбы, и вот он, словно воспользовавшись случаем, блеснул ядовитым остроумием.

— Осмеять чужую идею — это он умеет, а взамен небось не предложил ничего,— возмущенно заметила Лиза и, помолчав, добавила:—Что ему наше морюшко— хоть бы и совсем высохло, он бы не запечалился!

Последнее, что я слышал, засыпая,— мерный шум прибоя.

...На другой день пришел Фома и принес огромного осетра. Я увидел Фому с крыльца — он почти бежал по дороге с хозяйственной сумкой в руках — и выскочил ему навстречу.

— Лиза меня не выгонит? — спросил он, останавливаясь и тяжело дыша.

— Нет, не выгонит.

Я уже рассказал сестре о том, что Фома спас мне жизнь. Было около часа, и Лиза собиралась на наблюдение. На ней была сборастая юбка в ромашках и желтая кофточка, темные волосы, как всегда, она заплела в две толстые косы. Увидев Фому, Лиза сделала легкую гримаску, но ее светлые серые глаза смеялись. Она протянула Фоме руку.

— Иван Матвеич здоров? — спросила Лиза.

Фома смотрел на нее смущенно и пылко. На его скуластом и смуглом лице разгорался румянец, глаза потемнели, как море осенью перед бурей.

Быстрый переход