Нора Робертс. Смуглая ведьма
Кузены О'Двайр - 1
Посвящается могуществу семьи, данной от рождения и обретенной.
Глава 1
Зима 1263
В чаще леса, недалеко от того места, куда легла тень замка, Сорка вела своих детей к дому. Двое младших ехали верхом на коренастом пони, и Тейган — ей еще не исполнилось и трех — при каждом шаге мотала головкой. Устала, еще бы — перевозбудилась на Имолке. Костры, пиршество…
— Эймон, смотри за сестренкой!
Для пятилетнего Эймона смотреть за сестренкой означало взбодрить ее тычком, чтобы немедленно вернуться к лепешкам, которые утром напекла мама.
— Скоро будем дома — и спать, — проворковала Сорка, когда Тейган захныкала. — Мы уже почти приехали.
Не надо было так долго торчать на поляне, теперь думала она. И хотя праздник Имолк символизировал первые движения во чреве Матери-Земли, зимняя ночь все равно опустилась чересчур быстро и резко.
А это была морозная ночь с завыванием студеного ветра, несущего заряды снега и ледяного дождя. Всю зиму держался туман, он подползал, стелился, затмевал собою солнце и луну. И слишком часто в этом тумане и ветре Сорке слышалось ее имя — призыв, на который она не давала ответа. Слишком часто в этом бело-сером мире проглядывала тьма.
Вступать с голосом в отношения она не собиралась.
Мужчина Сорки уговаривал ее забрать детей и пожить с его родом, пока он ведет сражения этой бесконечной зимой.
Как жене вождя были бы открыты все двери. Да и без этого ей везде были рады — благодаря тому, кто она есть.
Но Сорка не могла без своего леса, без своей хижины, без своего дома. Эта жизнь особняком ото всех была ей необходима, как воздух.
У нее всегда будет своя жизнь, дом, очаг, ремесло и свои обязанности. А главное — дети, их с Дайти дети. И ночи она не боится.
Сорку знали как Смуглую Ведьму, она славилась большим могуществом. Своим прозванием она была обязана столь необычному для этих мест оттенку кожи — ее кожа была будто слегка загорелая, что в той или иной степени унаследовали и дети — и темноволосая Брэнног, и златовласая малышка Тейган, и Эймон, с его пышными темно-каштановыми волосами.
При этой мысли Сорка остро ощутила тоску по своему мужчине, по его теплу, ладному крепкому телу, по тому, как он прижимает ее к себе в холодной и пустынной темноте.
Какое ей дело до войны? До алчности и амбиций этих маленьких царьков? Сорке нужно одно — чтобы ее мужчина был дома, целый и невредимый.
Когда он вернется, они родят еще одно дитя. Как же ей хочется вновь ощутить в себе эту новую жизнь! Она до сих пор оплакивает ту жизнь, что потеряла холодной черной ночью, когда по лесу, словно с плачем, пронесся первый зимний ветер.
Скольких она исцелила? Сколько жизней спасла? И однако же, когда из нее самой бежала кровь, вместе с которой исторглась эта едва зародившаяся жизнь, не помогли ни колдовство, ни жертвоприношение, ни уговор с богами.
По правде говоря, ей ли не знать, что лечить других куда легче, чем исцелять себя. И что боги непостоянны, как ветреная девчонка в мае.
— Смотрите! Смотрите! — закричала старшая дочь, семилетняя Брэнног, и кинулась с утоптанной тропы, а за ней и их большой пес. — Терн зацвел! Это знак.
Теперь Сорка и сама увидела — еле заметный намек на белые цветки в спутанных черных ветвях. Первая горькая мысль была — это богиня плодородия Бригид посылает на землю благословение, а ее чрево остается пустым.
Потом Сорка стала смотреть на дочь — первый предмет ее материнской гордости: востроглазая, розовощекая, она кружилась на снегу. И Сорка напомнила себе, что уже трижды получала благословение небес.
— Мам, это знак! — С каждым движением Брэнног ее черные волосы взвивались вверх, она поднимала лицо к ускользающему свету. |